Фанатик - [2]

— Может быть, у низших животных есть свои уроды и просто непохожие на всех особи? — предположила она.

— Сколько-то наверняка. Но я наблюдал слишком много отклонений! И теперь я возьмусь за дело по-другому.

— Как же именно?

— Если я тебе скажу, ты побежишь в полицию или сделаешь что-нибудь еще в том же духе, — возразил он. Но в его голосе звучала надежда, и девушка поняла, что ему очень хочется с кем-нибудь поделиться.

— Я никуда не побегу, обещаю. Расскажи.

— Ну ладно... Тогда предположи, что некоторые из этих животных совсем не животные, как я уже сказал, а что-то вроде шпионов. Не спрашивай, откуда они; но откуда бы они ни были, они очень разумны. В чужом обличье они могут пробираться практически куда угодно и изучать нас: нельзя забывать, что животные бывают не только дикие, но и домашние. Я понимаю, что это звучит сюжетом банального рассказика из журнала фантастики — но ведь истина обычно по сути банальна. Ладно, пусть они знают свое дело, пусть они умны; пусть некоторые — может быть, большинство из них — скорее умрут, чем заговорят. Но во всяком обществе есть слабые, и если стресс или угроза будут достаточно сильны, эти слабые могут сломаться. Как только я заставлю кота, или белку, или, скажем, летучую мышь заговорить — по-английски, — планы этих существ рухнут, и это несомненно.

Она смотрела на него, широко распахнув голубые глаза.

— Ты хочешь сказать, что собираешься пытать животных?! Чтобы заставить их говорить?!

— Я же говорил, что ты расшумишься.

— Джерри, ты разве не понимаешь — это же просто болезнь!..

— Еще бы. Как у Пастера, когда он говорил о микробах. Как у Энштейна, когда он говорил об искривленном пространстве. Как...

— Но другие животные — которых ты... разрезал... Где ты их взял?

— Я ведь говорил, что живу в Редвудском каньоне. Говоря грубую правду — в хижине. А называя все до конца своими именами — в хибаре. Тут уж одно из двух: или налаживать личную жизнь, или спасать неразумное человечество. Так вот, в каньоне полно живности: кролики, суслики, сумчатые крысы-гоферы, олени, еноты, белки, бурундуки, ящерицы, лисы, ласки, куницы — кого только нет. И вот когда я вижу животных, которые отличаются от нормальных — я говорю не о больных или окрашенных необычно, — я пытаюсь их поймать или подстрелить. Признаться, пока я не много узнал таким образом, и к тому же был неосторожен, а некоторые из моих соседей имеют обыкновение совать нос не в свои дела. Они на меня донесли — меня оштрафовали и вынесли предупреждение. Старая история, — добавил он с горечью, — всякий раз, когда пытаешься кого-нибудь спасти, можешь быть уверен, что эти же люди тебя и распнут. Ну да теперь-то я знаю, что мне делать, и добьюсь своего — у меня будут доказательства на магнитной ленте и кинопленке, и это убедит их всех.

— И ты действительно считаешь, что если станешь пытать всех этих животных, ты заставишь кого-нибудь из них заговорить по-английски? И даже запишешь на пленку...

— Да, — твердо кивнул он и похлопал по записной книжке в кармане рубашки. — Вот это доказывает, что я прав. Сотни случаев. Кошки, которые не вылизывают Некоторые части тела, потому что не могут принять позу, естественную для каждого котенка. Петухи, которые дерутся, но в интервалах драки не клюют и не роют землю. Крот, который не откусывает головы пойманных червей... Я мог бы продолжать часами. Я понимаю, что некоторые из них были обычными животными с какими-то отклонениями от нормы. Но спустя какое-то время развивается инстинкт, если хочешь, нюх на чужих. Сотни биологов видели то же, что видел в своих путешествиях Дарвин, но он единственный разглядел за фактами систему... Я же увидел систему в естественных, казалось бы, отклонениях. Я, конечно, могу ошибаться, но вероятность того, что я прав, очень велика. Если мир не будет предупрежден, за разведкой может последовать и захват. Но если мы будем готовы...

Она некоторое время молча смотрела на него, потом жалеюще покачала головой.

— А тебе не приходит в голову, — заметила она, — что такие твои шпионы прежде всего не дали бы себя поймать?

— Наоборот! Они же не знают о моих намерениях и подозрениях и могут специально зайти в ловушку, чтобы получить возможность изучать людей вблизи.

Это ее на минуту озадачило, но потом она сказала:

— А с другой стороны: ты не боишься, что, если они шпионы и захватчики, они могут тебя убить? Если ты подберешься к их секретам?

— Могут, — хмуро согласился он. — Но я надеюсь на то, что, будучи шпионами, они не имеют оружия; согласись, вряд ли имеет смысл рисковать попасть, допустим, под машину, чтобы тот, кто наткнется на тело, обнаружил некие странные предметы, животным не положенные... Как я понимаю, они тут пока в основном для сбора информации. Есть, конечно, риск, что они могут общаться на большом расстоянии; но риск не слишком большой, не то у меня уже были бы проблемы с теми, кого я поймал или подстрелил раньше. Во всяком случае, других они предупредили бы.

— Похоже, у тебя на все найдется ответ, — сухо сказала она. — И ты намерен теперь мучить всяких маленьких зверюшек.

— Почему обязательно — маленьких? Я видел, например, оленя, который не был оленем, медведя, который прошел мимо меда и головы не повернул...