Фамильная честь Вустеров. Радость поутру - [30]

– Да, сэр. Без сомнения, обстоятельства сложились не слишком благоприятно.

Я выразительно посмотрел на него.

– Дживс, не надо испытывать мое терпение, особенно сейчас. Не слишком благоприятно – это же надо такое придумать! Кого это вы на днях поминали, на чью голову обрушились все невзгоды мира?

– Мону Лизу.

– Знаете, если бы я сейчас встретил эту вашу Мону Лизу, я пожал бы ей руку и сказал, что очень хорошо ее понимаю. Дживс, перед вами лягушка, раздавленная бороной.

– Да, сэр. Пожалуйста, чуть выше брюки, сэр, на четверть дюйма. В просвете между ботинком и манжетой должен с небрежной элегантностью мелькать носок. Эта тонкость чрезвычайно важна.

– Так?

– Безупречно, сэр.

Я вздохнул.

– Бывают минуты в жизни, Дживс, когда человек задает себе вопрос: «А стоят ли брюки такого внимания?»

– Это настроение пройдет, сэр.

– Не с чего ему проходить. Если вы не распутаете этот клубок, всему конец. Конечно, у вас просто не было времени как следует пораскинуть мозгами, – сказал я с некоторой надеждой. – Пока я ужинаю, проанализируйте все еще раз со всех возможных точек зрения. Вдруг на вас снизойдет вдохновение. Такое ведь случается, правда? Вроде как озарит, да?

– Да, сэр. Считается, что древнегреческий ученый Архимед открыл свой знаменитый закон о поддерживающей силе жидкостей и газов совершенно неожиданно для самого себя, когда садился утром в ванну.

– Ну вот видите! И ведь не такой уж был гений. По сравнению с вами, Дживс.

– Необычайно одаренный человек, сэр. Его убил рядовой солдат, и мир до сих пор скорбит о потере.

– Надо же, какая незадача. Но что поделаешь, всякая плоть – трава, так, кажется?

– Истинно так, сэр.

Я в задумчивости закурил сигарету и, выкинув из головы Архимеда – сейчас не до него, снова стал размышлять о жуткой передряге, в которую попал по милости вероломной Стиффи.

– Знаете, Дживс, – сказал я, – если основательно задуматься, то невольно поразишься, как сильно старается прекрасный пол напакостить мне. Помните мисс Уикем и историю с грелкой?

– Помню, сэр.

– А Гледис – забыл фамилию, – которая уложила в постель своего приятеля со сломанной ногой в моей квартире?

– Да, сэр.

– А Полину Стоукер, которая ворвалась посреди ночи в мой деревенский домик в купальном костюме?

– Помню, сэр.

– Что за странные существа эти женщины, Дживс, что за странные создания! Насколько коварнее и злее мужчин, насколько более жестоки. Но по части жестокости Стиффи их всех переплюнет. Чье это имя ангел вписал в золотые скрижали первым?

– Праведника Абу Бен-Адема, сэр.

– Вот-вот, в точности как Стиффи. Ее никто не перещеголяет. Что, Дживс?

– Я просто хотел спросить, сэр, когда мисс Бинг грозила передать блокнот мистера Финк-Ноттла сэру Уоткину, ее глаза не поблескивали, – может быть, вы случайно заметили?

– Вы имеете в виду лукавый блеск, то есть думаете, она попросту дурачила меня? Нет, Дживс, ни намека на блеск. Поверьте, видел я холодные глаза, много раз видел, но чтобы вместо глаз кусочки льда – до нынешнего дня не доводилось. Она не шутила, она диктовала условия сделки на полном серьезе. И притом вполне отдавала себе отчет в том, что совершает низкий поступок – даже по меркам женщин, но ей было на это чихать. А корень зла – эмансипация, современные женщины возомнили себя пупом земли и считают, что им все позволено. Разве во времена королевы Виктории такое было мыслимо? Принц-консорт сурово осудил бы девушку, которая ведет себя как Стиффи, что скажете, Дживс?

– Вполне допускаю, что его королевское высочество мог не одобрить поведение мисс Бинг.

– Она бы и пикнуть не успела, как он согнул ее пополам и отшлепал по попке лакированной штиблетой. А я бы посоветовал ему подвергнуть той же процедуре и тетю Далию. Кстати, уж раз я ее вспомнил, надо, пожалуй, пойти засвидетельствовать почтение престарелой родственнице.

– Она с большим нетерпением ожидает вас, сэр, хочет побеседовать.

– Признаюсь вам как на духу, Дживс: я отнюдь не разделяю этого ее желания и без всякого удовольствия думаю о seance[14].

– В самом деле, сэр?

– Скорей наоборот. Видите ли, я перед полдником послал ей телеграмму, в которой сообщил, что отказываюсь красть серебряную корову, а она телеграмму не получила, потому что еще раньше уехала из Лондона. Иными словами, она уверена, что племянник чуть ли не рвется с поводка, желая выполнить ее команду, а племянник будет вынужден признаться, что план лопнул. Ей это ох как не понравится, и я не стыжусь вам признаться, Дживс, что чем больше я думаю о предстоящей беседе с ней, тем ощутимее у меня холодеют ноги.

– Позвольте вам предложить, сэр, – конечно, это всего лишь полумера, но замечено, что в минуты растерянности и уныния полный вечерний костюм часто помогает обрести душевное равновесие.

– Думаете, мне следует надеть фрак и белую бабочку? Спод говорил – черную и смокинг.

– Считаю, что чрезвычайные обстоятельства оправдывают это небольшое отклонение от этикета.

– Может быть, вы правы.

И конечно, он оказался прав. По части психологических тонкостей он настоящий дока. Я облачился в полный парадный костюм и сразу же почувствовал себя увереннее. Ноги потеплели, в глазах появился блеск, душа расправилась, будто кто-то накачивал ее велосипедным насосом. Я обозревал в зеркале произведенный эффект, легчайшими движениями пальцев поправляя бабочку и мысленно повторяя в уме слова, которые готовился сказать тете Далии, если она вспылит, и тут открылась дверь и вошел Гасси.