Фальшивый грош - [16]

— По-моему, я уже видела, сегодня мимо фермы проезжала. Великолепный серый жеребец?

Дик улыбнулся и кивнул.

— Правильно, это и есть Капитан. — Он стрельнул на меня любопытным глазом. — Так ты знаешь ферму Карла?

— Была там в тот вечер, когда убили Элинор.

— О-о! — Глаза его удивленно раскрылись. — Да, правильно, говорили, что был еще один врач, друг доктора Пимброка. Но тогда я не обратил особого внимания на имя.

Он медленно, рассеянно покачивал виски в бокале.

— Смерть твоей кузины, — заметила я погодя, — наверное, была ударом для всей семьи.

— Семья у Элинор не такая уж и большая. Только Карл да моя мать, да и та ей не кровная родственница, а через замужество. И я. А мы с Элинор на многое смотрели по-разному.

Он предложил мне сигарету, а когда я отрицательно покачала головой, закурил сам. Я думала — сейчас он сменит тему, но он продолжал.

— По-настоящему жалко мне Карла. Он очень любил Элинор, хотя она плохо с ним обходилась, на мой взгляд. Потерять ее достаточно горько для него само по себе, но когда тебя вдобавок почти в открытую подозревают в убийстве… Наверное, никто и не догадывается, как тяжело он все переживает. А самое мучительное — подозрения над ним еще висят. Некоторые и сейчас поговаривают, что Карл мог совершить убийство, пусть даже и не умеет плавать, на лодке, дескать, переправился. А что следов не обнаружили — неважно. Разное болтают. За Карла непременно примутся снова.

— Дик, — медленно проговорила я, — извини, но я никак не возьму в толк этот довод — не умеет плавать. Разве можно с достоверностью сказать — Карл Шредер не умеет плавать?

— Да ты разве про ту историю не знаешь? — удивленно взглянул он на меня.

Я помотала головой.

— Я Барнардов спрашивала, но у меня возникло ощущение, что им неприятно беседовать на эту тему.

Дик коротко хохотнул.

— Том, видно, считает, что и сам виноват — накачал ребят. Но откуда ж ему было знать, что им в голову взбредет?

— Им — это кому?

— Компании местных парией — имен не знаю, кроме одного. Имена так и не всплыли, а у самих парней ума хватает держать рот на замке: до полусмерти перепугались. Было их вроде бы пятеро, и раз вечерком, перебрав тут в пивнушке, они пустились рассуждать об убийстве. Что вполне естественно. И тоже, естественно, большинство считали, виновник — Карл. Многие предполагали, он лжет насчет того, будто не умеет плавать. Против него тогда общественное мнение было здорово настроено.

Дик, смяв сигарету, потянулся в карман за новой.

— Надо признаться, я и сам был согласен с большинством. Видишь ли, пусть это неразумно, но Элинор — наша местная, а Карл — пришлый, и это влияет на чувства людей. Люди всегда такие, — он взглянул на меня. — А ты? Согласна?

— К сожалению, да. У всех у нас есть склонность считать людей другой национальности и даже из другого окружения — иными, чем мы сами.

— Местные любили Элинор. Она всегда была такая веселая, жизнерадостная, приветливая, и им нравилось, что она вернулась на ферму из города. Ловко управляла ею, так же ловко, как вписалась в местное окружение. Ну значит, беседовали они беседовали о гибели Элинор, а тут кто-то возьми да и брякни, что не верит россказням Шредера, и, разумеется, еще кто-то предложил, надо доказать — раз и навсегда, что все враки. Том говорит, что понял, про что они, только когда остальные загалдели: «Правильно, макнуть его надо в речку! Вот и увидим, умеет он плавать или нет!»

Парни бросились к выходу, быстренько попрыгали в машины и отбыли. Том, встревожившись, позвонил в полицию в Аврору. Чуть позже — чем больше он думал об этом, тем больше тревожился — позвонил доктору Пимброку.

Компания отправилась на ферму, выволокла Карла, не успел тот открыть дверь, впихнула его в машину и помчала к реке. С высокого берега парни швырнули его в воду, не обращая внимания на его протесты, что он не умеет плавать. А потом стояли на берегу, насмехались, крича, что не полезут спасать, пусть себе представления дает, какие вздумается, так что лучше и не начинать, а сразу выплывать самому. Никуда все равно не денется — придется.

Дик глубоко затянулся сигаретой.

— Сделали они то, что многим давно хотелось.

— И? — подтолкнула я.

— Течение Карла вынесло на середину реки, они видели его четко: светила полная луна. Он явно даже не пытался плыть, и кое-кто из парней уже забеспокоился, но другие прикрикнули на них — Шредер притворяется. На большой скорости примчалась полиция, и за их машиной тут же доктор Пимброк на своей; парни бросились врассыпную — тоже на большой скорости — кроме одного. Этот указал полиции, где Карл, один из полисменов нырнул и, подплыв к Карлу, отбуксировал его к берегу. Тот был без сознания. По-настоящему, по свидетельству доктора.

Дик чуточку неуверенно взглянул на меня.

— Доктор Пимброк ведь соображает, правда? Ну, если притворяется человек, будто без сознания — его ведь не надуть?

Я кивнула. Дядя Артур притворство чуял и без осмотра с пятидесяти шагов.

— Разумеется, доктор Пимброк раскусил бы притворство. Нет вопроса.

В наступившем коротком молчании до меня стало доходить, и мне стало неловко — какой стеной приходится отгораживаться блондину-немцу и от идиотов относительно безвредных, вроде меня, которые легко заключили — раз его версия неправдоподобна, так значит — автоматически — и фальшива, и от разумных людей, делавших очень разумные выводы и самодовольно пыжившихся: уж кто-кто, а они ошибаться не могут!