Фальшивый Фауст - [8]

— Господин Марлов, мы начнем ужин в восемь тридцать, таков распорядок трапез в моем доме. А поскольку у нас в запасе еще добрых полчаса, зайдем в лабораторию. Джин единственный из дистиллатов, который можно употреблять сразу после перегонки, это просто необходимо, понеже дух можжевеловых ягод в первые сутки с превеликой скоростью выветривается.

Мы направились через переднюю в узкое помещение с зарешеченными окнами, в кои проникал тусклый свет из подворотни, отделяющей обитель Трампедаха от стены соседнего лабаза. В лаборатории стоял длинный струганый стол, загроможденный скляницами, банками, колбами, ступами, спиртовками, плавильными горшками и пробирками на штативах. Рядом со столом находился большой пестерь, засыпанный черепками и стеклянными ивернями. У самого входа в комнату сипел над огнем котел-алембик перегонного снаряда, и редкие капли скатывались по охладительной трубе в сосуд, наполненный почти доверху благоухающим джином. В углу виднелся еще один дистилляционный куб чуть меньше размером и другой конструкции, но тот сегодня не работал. Подле него находился шкафчик с начертанной на дверцах пентаграммой, охраняющей от козней домового и кикиморы, и буквами BBZ. Рядом с ним громоздилась какая-то давильня с колесом для завертки винта и спицами, напоминающая своим видом тиски инквизиции. На полках торчали скляницы, на ярлыках у коих были выведены знаки Т-1. Раковина и стена пестрели пятнами, но в общем в помещении царил безукоризненный порядок и чистота.

Трампедах поставил поднос на стол, серебряным черпаком налил в рюмки по чуточке джину, а в бокальчики по капельке золотистого оранжаду и сказал:

— Сие — дегустация… Вдохнуть, капнуть на язык, подержать, выдохнуть воздух и проглотить! Если отдает чесноком — пиши пропало, знать, что-то не так. Верхнее нёбо должно быть разогретым, чуть-чуть затекшим, для каковой цели рекомендуется высунуть язык и малость его так подержать. Ну что? Дегустируем! Как будто гож. Чеснока не чувствуется, язык дерет, глотку обжигает, точно я́сенец лютый. Можно пить. Итак, господин Марлов, — торчком колосок!

— Дай бог добрым людям испить чарочку!

Трампедах в совершеннейшем восторге: Кристофер Марлов знает, как следует ответить на старую латышскую здравицу.

— А теперь — куриш!

— Куриш!

Это означает — опрокинем по-курземски, единым духом, стаканчик вверх дном!

По костям разливается нега, в душе — благодать. Да, это старый добрый голландский джин, дюже крепкий и забористый.

Трампедах с одержимостью фанатика рассказывает, показывает, объясняя устройство многочисленных аппаратов, какие, мол, реакции совершались в этой вот реторте, какие соединения удалось получить в той вон пробирке.

Приближаясь к шкафу с пентаграммой и мистической надписью BBZ, Трампедах преисполняется таинственности. Там, видите ли, яды, он, дескать, сам опасается, как бы ненароком не вдохнуть те смертоносные испарения.

— Яд в мизерной дозе — целебное средство, в большей — избавитель от страданий; из него можно приготовить сладкий чай и усыпить всякого, кто мучим неизлечимым недугом. Мне удалось его выкурить из сливовых косточек, когда я гонял сливовицу. Я раздробил оные косточки со всей мякотью в этой вон давильне, дал толче вспучиться, затем перегнал ее на малом снаряде. Косточки содержат гликозид амигдалин и эмульсин ферментов. Амигдалин под воздействием эмульсина распадается на синильную кислоту, бензальдегид и сахар. После перегонки я сгустил жидкость — отделил сахар и получил особую смесь.

Упомянутая смесь основа всех моих снадобий, но сам рецепт я держу в строжайшем секрете, каковой не раскрою даже вам при всем моем расположении к вашей особе, Кристофер Марлов. Спрос на лекарства велик, и будь я скопидом, то загребал бы мильоны и знай себе позевывал бы да на все поплевывал. Но я довольствуюсь властью человека, коему принадлежит орудие смерти Т-1, которому я предрекаю блестящее будущее.

— Разрешите, дорогой магистр, поднять бокал за то, чтобы ваш недруг и супостат Джонсон сломал бы себе шею и вы могли бы практиковать в Цесисе, — вставляю я голосом подхалима.

После нескольких глотков оранжада на Трампедаха снисходит откровенность.

— Вы должны знать все про меня и про моих врагов, Итак, слушайте.

На самом деле их двое, тот, второй, по моему разумению, еще хуже. Вы, наверное, уже наслышаны, что в Цесисе правит уездный лекарь Айвар Джонсон. Ему принадлежит домина в Риге, богатый хутор в деревне, мыза в Райскумской волости, частная больница и грузовик. А Бонифаций Ивбулис, заведующий отделом санитарии и инспектор здравоохранения, — человечишка неприметный, зато карьерист каких мало. Держась в тени Джонсона, он тихой сапой прибрал всех к рукам; вертит самим Джонсоном, меня предает суду; за взятки принимает на работу круглых невежд, одним словом, пакостит, где и как только может.

Еще в 1929 году санитарный отдел помещался на окраине Цесиса. Но Ивбулис в самом непродолжительном времени перебрался в пристроечку во дворе городской управы, поскольку кабинет его шефа Джонсона, видите ли, в том же здании. Минул всего лишь год, а, глядишь, Ивбулис со своей санитарной частью уже облюбовал главную лестницу, спервоначалу поселился на нижнем этаже, но недолго ждать, засел в конце верхнего коридора перед дверью Джонсонова кабинета. Отныне всяк, кто имел дело к уездной медицинской власти, вынужден был проходить через комнату санитарного отдела, в которой восседал Бонифаций Ивбулис. Он был информирован о каждом, кто заходит к Джонсону, сделался, так сказать, десницей уездного врача и мог в любой час без стука войти в кабинет своего начальника.