Фальшивый Фауст - [15]

Шрифт
Интервал

Предложение было явно некорректным. Нужно самому стать писателем, чтобы понять, до чего оно было охально. Поэтому Трампедах принял слова Марлова за неудавшуюся шутку.

— Молодой человек, ведь не отдельные промахи и мелочи определяют смысл и ценность произведения искусства. Главное — стиль, самобытность и прежде всего идея, наличием каковых моя поваренная книга и отличается от всех прочих. Вы хотите разбазарить свой талант на то, чтобы исправить отдельные фактические погрешности моего труда. Неужто вам не хватает тем? Только что мы имели возможность убедиться в ваших познаниях по части технологии напитков. Вы большой специалист, притом со склонностью к язвительной шутке и иронии, мало того, вы нигилист и анархист, во всяком случае, прикидываетесь таковым… Почему бы вам не взяться за трилогию «Spiritus vini — spiritus diaboli» — отец, сын и дух святой, в вас есть что-то демоническое (при этих словах Трампедах внимательно следил за выражением физиономии своего гостя, но тот, не поднимая вежд, колупал цыплячье крылышко). Я сам когда-то серьезно помышлял о трактате «Дичь и ее приготовление» и охотно отдал бы эту тему вам, а равным образом и собранный материал, например, о пупетонах из мяса жаворонков и дроздов, то бишь запеканке, которая делается из сыра и мяса помянутых птах, он еще нигде не публиковался. «Тушеные жаворонки эшалотом», «Гриллад из скворцов» и так далее и тому подобное.

Кристофер, ковыряя в зубах указательным пальцем, небрежно ответил:

— Господин магистр, все это мне давно известно, могу ваш перечень даже пополнить, например: «Жаворонки с яблоками и иргой»:

«Возьми да очисти от пера двадцать жаворонков, выдерни потроха, но только осторожно и с умом, дабы не вырвать с оными потрохами жир, головы тоже можно оттяпать и швырнуть к тушкам.

Затем клади все в чугунок вместе с иргой и нарезанными на кусочки яблоками, добавь цукатов, сахару, подсыпь ржаной муки, влей одну часть воды против одной части рейнвейна, после чего ставь все на медленный огонь и томи около часу, затем остуди, впрысни одну ложку эшалотового кулиса, снова вари и подавай на стол «фри»…»

Венгерский вермут превосходен, я не стал бы менять его на Martini, где вы купили его? Наверняка у Шара и Кавицеля, наш отечественный Отто Шварц стал что-то слишком однообразен в своем репертуаре.

Магистр возрадовался, что беседа отдаляется от темы сочинительства, и живо согласился:

— Вы совершенно правы, в нашей Риге и Видземе несть числа местным питейным рецептам. Ежели б Керолайна, готовя раковый шербет, не выбросила рачьи шейки и клещи, мы бы сейчас могли уплетать их за милую душу, запивая пивом — «кюммелем», знаменитой на весь мир маркой, которую придумал повар аллажского барона Бланкенхагена — крепостной Екауп, можно было бы также тяпнуть померанцевой настойки, ее изготовляют на берегу Даугавы в Стукманях, что напротив Селии, на худой конец можно было бы испробовать небезызвестное пойло Вольфшмита «Водка Пушкин». Да и Cordial médoc Аскова достаточно забубенист и приятен на вкус, не говоря уже о Cherry brandy Отлана. Вот видите, сколькими зельями изобилует наша сторонушка.

Явилась шотландка с третьей подачей: с неохватным блюдом, на котором подрагивала кабанья голова с оскаленными зубами. Магистр торжественно изрек:

— Наконец гвоздь программы — «Свиная голова, подделанная под кабанью». Назовите быстро, что будем пить: Rheinauer Roth или бургундское?

— Будем пить то, что у вас окажется под рукой, господин магистр.

— Стало быть, бургундское? Rheinauer Roth, наверно, уже весь выхлестали? — спрашивает по-английски Трампедах. — Керолайна, как там?

— Yes, sir!

Глубоко вонзив нож в ощеренную пасть, Марлов словно в трансе бормочет рецепт:

— «Окали сию голову на огне, выдерни вон с задней стороны шейную кость, разрежь на рыле шкуру сверху и снизу, вырви язык и дай голове двадцать четыре часа полежать в холодной воде, затем на чистой сковороде пожги в уголь щепотку овса, замеси его вместе с мякотью яблок и намажь полученным черным тестом вышеупомянутое рыло, дай ему полдня посохнуть, затем клади в кастрюлю, влей три части воды против одной части винного уксуса, швырни крупной соли, двенадцать луковиц, перцу, две горсти можжевеловых ягод, понюшку пьянь-травы и вари, пока мясо не сварится. Как скоро оно приспеет, влей в варево штоф красного вина и дай голове денька два постоять в своей воло́ге, после чего соскобли выварки и подавай ее на стол под салфеткой».

— Ешьте, Кристофер, ешьте, вы прямо помешаны на рецептах. Может, вам стоит написать роман? Например, «Внуки Лукулла». В сочинениях на исторические темы рецепты бывают очень даже к месту. А больше предложить мне нечего.

— Кроме разрешения переработать и исправить вашу

— «П.П.П.», господин магистр.

— Ну куда это годится, любезный друг мой, будьте же разумны! «П.П.П.» — мой первенец, и я не позволю его трогать; слово или запятую переставить не дам, вот так-то. Мне совершенно непонятна ваша одержимость. В самом деле, какую цель вы преследуете? Неужто и вправду воображение у вас настолько немощно и тускло, что вы сами не можете ничего выдумать? Литературным критикам ваш замысел покажется нелепым, лишенным всякого смысла, в нем нет ни капли логики — чистый бред…


Еще от автора Маргер Оттович Зариньш
Календарь капельмейстера Коциня

Действие нового романа Маргера Зариня, известного композитора и дирижера, в последние годы оказавшегося в ряду самых интересных современных писателей Латвии, происходит в течение 1944 года. Оно разворачивается на подмостках и за кулисами одного из рижских театров. Драматические события формируют из дотоле незаметного капельмейстера Каспара Коциня организатора сопротивления фашистам.«…а над рожью клубился туман» — повесть о художнике-музыканте, о его романтической любви и нелегком творческом пути.


Рекомендуем почитать
Неудачник

Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.


Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Слезы неприкаянные

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».