Факундо - [93]

В мои намерения не входило воссоздание этого неповторимого по дли­тельности в мировой истории царства ужаса, длившегося с 1832 по 1845 год[430], как не входит в план моей работы и описание подробностей всех страшных преступлений, совершенных в этот период. Рассказ о несчастьях, о безумии, в какое способен впасть человек, пользующийся без­граничной властью, может дополниться редкими и ужасающими фактами, взятыми из жизни Буэнос-Айреса. Я хотел лишь обрисовать происхож­дение этой власти и связать ее с теми особенностями, обычаями и нацио­нальными чертами, что дают о себе знать с 1810 года и постепенно на­чинают характеризовать все общество. Кроме того, я хотел показать ре­зультаты и последствия этого ужасающего мир ниспровержения всех принципов, на которых основывается человеческое общество.

В моем исследовании правления Росаса есть один пробел, и пока мне не удалось его заполнить, но корни душевного расстройства, приведшего к безумию общества, скрыты здесь. Росас не управляет, он не правит в общепринятом смысле этого слова. Месяцами не выходя из своего дома, никого не видя, он лишь руководит военными действиями, интригами, шпионажем, Масоркой, приводит в движение различные пружины своей мрачной политики, и ничто иное — если это не идет на пользу войне и не наносит ущерба его врагам — не входит в его планы, не интересует его.

Но не подумайте, что Росас не добился прогресса Республики, кото­рую он рвет на куски, нет, он великое, мощное орудие в руках Прови­дения, осуществляющее все, что важно для будущего родины. Посмот­рите, как это происходит. До него и до Кироги федералистский дух царил в провинциях, в городах, в федералистах, да и в самих унитариях; он искореняет его и создает для собственной выгоды унитарную систему, которую Ривадавиа хотел использовать для общего блага. Сегодня все эти мелкие каудильо из глубинных провинций, униженные и опозорен­ные, дрожат от страха, опасаясь прогневать его, боятся вдохнуть и вы­дохнуть без его на то согласия. Идея унитариев воплощена в жизнь — лишний здесь только тиран, и в тот день, когда одержит верх достойное правительство, оно не встретит сопротивления со стороны провинций, и все будет готово к объединению страны.

Гражданская война заставила портеньо двинуться в глубинку, а жи­телей внутренних районов перебираться из одних провинций в другие. Люди узнали, поняли друг друга, стали ближе в большей степени, чем того хотелось тирану; потому-то он и хлопочет об упразднении почтовой связи и переписки, потому он и следит за всеми. Вот это и есть настоя­щее объединение. Прежде существовали два различных общества: город и пампа, а когда пампа хлынула в города, гаучо стали гражданами и сторонниками городов.

Монтонера исчезает, поскольку обезлюдели ее старинные центры — Ла-Риоха, Сан-Луис, Санта-Фе и Энтре-Риос, и сейчас гаучо упомянутых трех провинций разбрелись по равнинам и пампе, помогая противникам Росаса. Росас ненавидит иностранцев? Иностранцы участвуют в борьбе на стороне сил цивилизации Америки и вот уже на протяжении трех лет, недоступные в Монтевидео его власти, показывают всей Республике, что Росас не так уж непобедим и что можно еще с ним бороться. Вновь во­оружается Коррьентес, и под командованием самого умелого и самого европейского генерала, какой только есть в Республике[431], готовится начать войну по всей форме, ибо все прошлые ошибки послужили уроком на будущее. То, что происходит в Коррьентес, произойдет во всех про­винциях, в одних сегодня, в других завтра, поскольку от этого зависят их жизнь, их будущее.

Росас лишил своих сограждан всех прав и гарантий? Да, но ему не удалось сделать этого в отношении иностранцев, и они безопасно могут ходить по Буэнос-Айресу. Каждый контракт, который заключает искон­ный сын страны, подписывается вместо него иностранцем, и нет такого общества, нет такого дела, в котором они не принимали бы участия. Та­ким образом, права и гарантии существуют в Буэнос-Айресе и под гне­том деспотизма. «Какой хороший слуга этот ваш ирландец!» — говорил господину один прохожий в Буэнос-Айресе.— «Да, отвечает тот,— я за то и взял его, он не шпионит за мной и всегда подписывает все мои документы. Здесь только слуги-иностранцы не беспокоятся за свою жизнь и имущество».

Росаса возвели к власти гаучо, плебеи и компадрито? Теперь они бу­дут уничтожены — его войско пожрет их. Ведь ныне повсюду молочни­ки, слуги, булочники, батраки и пастухи — немцы, англичане, баски, итальянцы, испанцы. Расход людей таков, столько человеческих жизней потребовалось за десять лет для насаждения американизма, что в конце концов американское население исчерпалось — все оно согнано в пехоту, которую косит шрапнель с восхода и до захода солнца. На линии фронта у Монтевидео есть пехотное подразделение, в котором не осталось ни одного солдата — всего лишь два офицера из тех, кто входил в него вна­чале. Население Аргентины исчезает, его место занимают иностранцы под вопли Масорки и «Гасеты»: «Смерть иноземцам!», подобно тому как «Унидад» заходилась в крике: «Смерть унитариям!», а Федерация гибла с лозунгом: