Факундо - [105]

А дело было так. Согласно издательским установлениям единственная общественная типография провинции Сан-Хуан существует за счет оп­латы издателями своих публикаций, и в доход ей остается выручка от продажи газет. И вот губернатор Сан-Хуана решил уберечь провинцию от тяжких бед, что могла принести ей газета, выпускаемая четырьмя весьма искушенными литераторами, или, иными словами, от этих вни­мательных наблюдателей, следящих за событиями и просвещающих об­щественность. Он приказал передать, что, начиная с шестого номера и далее, стоимость печатного листа «Сонды» возрастает до двенадцати песо. Я велел наборщику рассыпать набор, и таким образом газета испустила Дух.

Вскоре получаю распоряжение предстать перед властями. «Вы опла­тили стоимость последнего номера "Сонды"?» — «С какой стати? Кому?» — «Типографии».— «Но почему?» — «Таков приказ».— «Чей?» — «Вам был передан приказ».— «Это не совсем так».— «Разве сеньор Сармьенто не получал приказа о новой оплате шестого номера газеты «Сонда» — по двенадцать песо за печатный лист?» — «Сеньор, приказ ему был пере­дан».— «Тогда как же вы, сеньор Сармьенто, говорите, что не получали приказа?» — «Повторяю, мне не передавали такого приказа».—«Нет, он вам был передан!» — «Повторяю, я не получал никакого приказа: Галабурри сообщил мне распоряжение дона Насарио Бенавидеса, но, согла­ситесь, Его Превосходительство не станет передавать приказы через свою кухарку и превращать ее в посредника между властью и гражданами. О делах издательских и общественных власти сообщают посредством по­становлений, и, пока существующие законы не заменены другими, мне нет никакого дела до болтовни Галабурри о том, что сказал губернатор или министр».

Министр: Что за законы, на которые вы ссылаетесь?

— Позор, меня спрашивает об этом министр, тот, на кого возложена обязанность следить за исполнением законов; может, вы пороетесь в архивах?

Губернатор: Вы заплатите то, что вам велено.

— Ваше Превосходительство позволит мне уверить его, что не за­плачу.

Губернатор: Господин адъютант Кокино, в четыре часа дня посетите дом сеньора и получите причитающуюся сумму.

— В четыре часа дня Ваше Превосходительство получит тот же от­вет. И не этой малой суммы денег мне жаль — я возмущен незаконно­стью требования и способом взимания. Я защищаю принцип и не подчи­нюсь произволу властей, не наделенных чрезвычайными полномочиями.

В четыре часа является адъютант и в ответ на отказ объявляет, что ему велено препроводить меня в тюрьму. Доставив меня в камеру, он говорит: «Мне приказано: в случае, если до сумерек вы не заплатите, приготовьтесь к высылке, куда укажет правительство».— «Принимаю к сведению».—«Но каков будет ответ?» — «Никакого».—«Сеньор, вы про­играете».— «Благодарю за сочувствие».— «Так что же мне ответить?» — «Что ответить? Скажите, что вы меня известили».

Опечаленный, офицер вышел. Вскоре мимо тюрьмы на конях про­скакали Бенавидес и Марадона, также обеспокоенные тем, как все обернулось. Потом явились мои друзья Родригес, Кирога, Кортинес и Аберастаин, посоветовались и большинством голосов постановили, что я должен уступить — необходимо было спасти школу, директором которой я был. Только прямой и упорный Аберастаин поддерживал меня в ре­шимости сопротивляться произволу до конца.

Явился адъютант и получил чек, по которому в надлежащее время у одного торговца следовало получить эти деньги — так меня обобрали, по­прав закон.

Дон Тимотео Марадона, ныне священник! Вы, исповедовавшийся каждую неделю, вы, ныне отпускающий грехи другим, задайте вопрос своей совести, и если она не скажет вам: да, ты украл эти двадцать шесть песо, ты отобрал их силой, да, ты вечный должник, тогда я ска­жу за нее: вы, сеньор священник, просто безнравственный злоумыш­ленник.

В конце 1839 года мое положение в Сан-Хуане становилось все более сложным, по мере того как на политическом горизонте сгущались гроз­ные тучи. В кафе и на вечеринках, в дружеских компаниях и даже в присутствии самого Бенавидеса я откровенно высказывал свои взгляды, не вынашивая никаких планов, не думая о заговоре и без чьих-либо наущений, и в итоге докучливая подозрительность властей окутала меня, словно туча мошкары.

Одно происшествие еще больше усложнило дело. Инок Альдао был разбит, и распространился слух, что он должен появиться в Сан-Хуане. Те, кто был не в ладах с властями, решили уехать, опасаясь за свою жизнь. Лишь доктор Аберастаин не желал бежать. Я уговаривал его, просил, но он отказался. Только я лично знал Альдао, только я был свидетелем его жестокостей в Мендосе — их жертвой пали двести не­счастных, двадцать из них были мои товарищи. Когда друзья решили, что я должен скрыться из города, я объяснил причины моего несогласия и необходимости моего присутствия в Сан-Хуане. Всем пришлось согла­ситься со мной.

Альдао не появился, но надо мною еще более сгустились тучи недо­верия властей, я вызывал особую ярость у наводнивших город каких-то никому не известных вооруженных субъектов.

Вот другой случай из того времени. Доктор Аберастаин защищал бедную женщину — хозяин убил ее сына за то, что тот в пьяном виде пытался украсть у него овцу. Сельский судья грубо оборвал исстрадав­шуюся мать: «Напрасно вы жалуетесь, вора прибивают и вышвыривают па улицу». И после этой впечатляющей сентенции отказался принять ее. Целый год несчастная пыталась добиться судебного разбирательства. Аберастаина тогда не было, и судья в конце концов вынес следующее постановление: если она в течение четырех дней не представит обвине­ния по всей форме, ход делу