Фактор бытия - [4]

С каждым днём пришлых становилось больше. Дорога в деревню ширилась. Вскоре край как уютное место для отдыха облюбовали высокопоставленные чинуши.

Пески начали расти и преображаться, превращаясь из маленькой захудалой деревушки в комфортный городок.

Годами город процветал, а потом Советский Союз рухнул. Многие из приезжих ринулись прочь из захолустья в большие города. У новых бонзов появились новые места отдыха. И подросшие Пески вновь стали никому ненужными и забытыми.

Зато помнил о лесном городке маленький Юрка Князев, десятилетний мальчуган, которого отец лесоруб таскал за собой по всей стране. Юрка верил, что когда-нибудь вернётся в это волшебное место, туда где он родился и прожил девять первых лет своей жизни.

Так и случилось. Через двадцать шесть лет он возвратился в Пески, но уже не наивным Юркой, а одним из самых богатых и влиятельных людей России.

Князев был человеком расчётливым. Каждое его действие, каждое слово имели лишь одну цель — увеличение прибыли. Все кто знали Князева, считали его ханжой. Думали, что богач зарабатывает деньги только ради самих денег. Но это было не так. У Юрия Андреевича была тайна, которой он посвятил всю свою жизнь.

Непомерно щедрые траты с его стороны позволили Пескам превратиться в невероятно красивый туристический город. Полные дикого зверья бескрайние леса, богатое рыбой русло Волги, чистый и свежий воздух — всё это манило иностранцев в раннее никому не ведомые Пески.

Юрий Андреевич сделал многое для города. Баснословные суммы, выделяемые на облагораживание и расширение Песков, вызывали удивление у людей, хорошо знавших Князева, а вот жители города любили Юрия Андреевича и помнили своего доброго мецената даже после его смерти. Помнили, когда Пески приобрели благозвучное название Старопесковск.

И забыли во времена Шабаша.

Тогда многое забылось. Слишком неожиданно и жестоко мир изменился. В одно яркое утро песковчане вышли на улицы, на свет, а к полудню начали убивать друг друга.

Вскоре пришло понимание, что именно Солнце несёт сумасшествие и гибель, и уцелевшие в потёмках покинули город, ушли от разъярённых бесноватых в леса. Но жить на лоне природы людям, познавшим блага цивилизации, слишком сложно. Даже превратившись в ловушку, город манил к себе. Не прошло и года, как многие вернулись назад. Но и там они оказались лишними. Старопесковск занимали доселе неведомые твари. Люди оказались на распутье, трепетно замерли перед выбором, уйти обратно в лес или попытаться ужиться с новыми соседями. В итоге они разделились. Одни, позже прозванные лешими, скрылись в чащобе, полностью отрешившись от городского быта. А другие — городовые — нашли убежища в подвалах и закрытых от света зданиях. Вскоре городовые разбились на три общины.

***

"Театральная" светилась ярко. Фасад здания Большого Старопесковского театра — он хоть и был единственным в городе, но его размерам и внутреннему убранству могли позавидовать и более известные столичные "родственники" — змейкой оплетали десятки метров гирлянд. Крышу венчали треноги с мощными прожекторами и ветряки, дающие для всей этой красоты энергию. Даже на покатом своде купола, укрывавшего большой концертный зал, ходоки умудрились закрепить один из прожекторов.

С других сторон Театральная не была столь яркой, да и не для кого было её там освещать. Задней стеной здание срасталось с Музеем современного искусства, создавая комплекс с гордым названием Городской центр творчества. С двух сторон комплекс отгораживал от Старопесковска бетонный забор, а с третьей, с тылу, подход для незваных гостей перекрывала обрушившаяся пятиэтажка.

Пережитки – именно так называли молодые ходоки переживших Шабаш стариков – рассказывали, что в одной из квартир этого дома жил военный, знатный любитель оружия, и когда грянул Шабаш, то ли испугавшись происходящего, то ли став бесноватым, вояка подорвал весь свой спрятанный в квартире и подвале арсенал, тем самым превратив прекрасную новостройку в непролазные руины. Как бы это эгоистично не звучало, но большинство театральщиков были благодарны прапорщику Филипенко за столь качественную баррикаду.

Вот и освещали они только главный вход, словно спасительный маяк для заблудших ходоков. Ни Тихие воды, ни Южная не могли себе позволить такой роскоши, всё потому что не было у них своего изобретателя. А вот в Театральной жил Шаманский Виктор Андреевич, известный на весь город как Шаман.

Щупленький пережиток с юркими тёмными глазами и проплешиной на голове любил своё прозвище, и сам настаивал, чтобы его так называли, а не по имени и отчеству.

Шаман, не взирая на то, что был пережитком, "порог" так и не переступил. В отличии от большинства своих сверстников он мог, укутавшись в одежды, и днём ходить по городу, не боясь тут же свихнуться, но не хотел этого делать. Не любил он толпы и людские скопления, оттого и до Шабаша редко выходил на улицу, а после, когда с группой выживших обосновался в театре, и вовсе перестал покидать затхлые помещения.

И лишь изредка, в такие ночи как эта — ещё не морозная, но уже и не парящая летним жаром, а небо пестрит обилием ярких звёзд, – Шаман выбирался на крышу театра с неосвещённой стороны и подолгу вглядывался в небо, развалившись на раскладном стульчике.