Они вошли в зал с белым куполообразным потолком. И стены белые. В зале — ничего, кроме высоких сидений с подлокотниками, удобными спинками, пристяжными ремнями. Сиденья были без ножек, с одной металлической подпорой, которая, видимо, могла удлиняться и укорачиваться.
— Вот наши места, — сказал Маус, когда они оказались в центре зала. — Сядем. И пожалуйста, выполняйте все команды, я их буду вам переводить.
Маратик взобрался на сиденье первым. Оглядываясь и охая, села Людмила Петровна. С ней рядом — Маус.
Зал постепенно наполнялся людьми. Маус спрятал в карман бакенбарды, которые были у него на лице, когда он ходил с администратору за билетами. Он шепнул Людмиле Петровне:
— Поглядывайте за Маратиком. И ничего не бойтесь. Я рядом.
У зрителей, заполняющих зал, были скучные лица. Людмила Петровна спросила:
— Что же будет? Это кино? — И тут услыхала, что заработала вентиляция. Лицо обдало струей теплого воздуха.
— Это не кино. Ничего подобного! Пожалуйста, пристегните ремни и проследите, чтоб это сделал Маратик.
— Пристегнуть, как в самолете? — Людмила Петровна почувствовала легкое возбуждение, будто она выпила стопку вина. — Как в самолете? — переспросила она и удивилась своему голосу, он показался чужим.
— Я не знаю, как в ваших самолетах пристегивают ремни, — ответил Маус тоже незнакомым голосом.
— А у вас не пристегивают? — Возбуждение у нее нарастало.
— У нас нет самолетов. Это устаревшая техника.
— А как у вас летают? — Ей уже хотелось шутить.
— Наземный транспорт он же и воздушный. Но… тихо! Начинается… Пристегнули ремни? — Маус прикоснулся к ее руке.
Свет погас.
Кресла вздрогнули, и люди полетели. Нет, не только она, все! Исчез куполообразный потолок. Исчез пол под ногами, исчезла темнота. Они летят в голубое, пронизанное солнечным светом пространство! Летят. Тело становится легким. Страшно. Что же будет? Маратик рядом. Его ручонка дрожит. Держись, мой мальчик!.. Маус тоже рядом. Что такое он шепчет?.. К солнцу? Ах да, летим к солнцу. Если бы не это солнце, она б умерла от страха. Как ужасна бесконечность… Зеленая почва внизу. Постепенно она голубеет. Голубой материк. Как он красив! Милый, родной, жди нас! И над головой материк. Нет, это что-то другое. Другая планета! Во вселенной много планет. И, оказывается, человек может на них побывать! Увидеть бесконечность! Россыпь блеклых звезд, полупогасших угольков! Лишь бы не погасло солнце! Жизнь — это не твое существование, жизнь это свет! Свет, свет, свет! Ты растворяешься в свете. Уснуть, дышать этим светом! Есть свет, и есть страх. У людей, летящих рядом, испуганные лица. Кто-то беззвучно кричит… Это уже лишнее. Можно спокойнее. Смотрите на звезды, люди в креслах! Так странно, сидишь, как в парикмахерской, и летишь к другим мирам… Только подумайте — к другим мирам! Преодолеем страх…
Маус продолжает шептать: «Вы слышите музыку планет? Музыку! Слышу… Человек может прожить гарантированных восемьдесят лет… Что значит — гарантированных? Хорошо, хорошо, просто восемьдесят. А хочется прожить восемьсот лет. Конечно, не только спать, есть, работать. Жизнь начинается с путешествий. Восемьсот лет путешествий!
— Хорошо бы, да…
Планета над головой тоже становится голубой…, Светло-зеленой… Зеленой… Это земля? Или сопредельный материк?
— Мы подлетаем к Фаэтону. Мы сойдем с вами на осколок некогда великой планеты и останемся там.
— Навсегда?
— Какая разница… Вы слышите музыку? Я люблю вас, земная женщина! Желанные восемьсот лет мы спрессуем в наши восемьдесят и возьмем все, все, что положено.
— Это иллюзия… Ах вот что, я вспомнила! Ваши восемьсот лет — иллюзия. Не хочу иллюзий! Остановите!
— Не думайте об этом! Слышите, нельзя! Уже нельзя! Вы разобьетесь…»
Она закрывает глаза… Устала. Как легко, оказывается, забыться… Восемьсот лет и другие миры. Какой пресный обман… Пусть Маратик еще полетает. Смелый мальчик, он даже не вскрикнул.
Людмила Петровна почувствовала на коленях руку Мауса. Вспыхнув, она сбросила с коленей руку и поправила юбку.
Какой ужас, он, кажется, говорил ей о любви?
Она опять открыла глаза, увидела себя летящей, но уже вниз. С огромной скоростью вниз. Ощущение собственной тяжести нарастало. Сдавило горло. Она нашла в темноте руку Мауса, схватилась за нее и стала ждать удара, вся съежившись.
Ах, самообман не проходит бесследно.
Ася приняла душ и, не дождавшись ужина, который заказал Ефрем, ушла в свою комнату. Легла и сразу уснула как убитая. Ефрем, появившись в детской, когда ужин наконец принесли, остановился у кровати, но не стал девочку будить. Он смотрел на ее тонкую ручонку, бледное худое личико и ругал себя, что позволил так долго ей крошить и расчищать этот дурацкий асфальт. Дав себе слово, что не позволит больше мучить ребенка, он поправил на Асе одеяло и вышел.
Ужинал один. Куриное бесформенное мясо без костей на этот раз ему не понравилось. Все казалось невкусным, с удовольствием он пил только вино, поданное к ужину. «Видно, насчет выпить тут не дураки», — думал он.
Вдруг раздался телефонный звонок. Он стал искать, где стоит аппарат, но вспомнил, что видеотелефон включается кнопкой на щитке, где все другие кнопки, включая телевизионные и электрические.
