Фаэтон - [20]

Матушка, помолчав, трижды кивнула головой и слабо улыбнулась. Она любила казаться всем доброй.

Утяева уже тянуло ко сну. Он зевнул и, усмехнувшись, сказал Овве:

— Братец… Как говорится, буря в стакане воды. Я думал, у вас тут люди поумнее…

Овва обиделся.

— Мы не республиканцы, мы демократы! — сказал он.

— Слова, братец. Природа гибнет, душа человеческая гибнет у вас тут, а вы — дебаты… Э-э-э, комедия! — И, отмахнувшись от Оввы как от мухи, Утяев опять уснул в кресле.

Между тем, пока Овва, сидя в своих наушниках перед нишей, блуждал по эфиру, вылавливая новости, Утяев спал. Положив руки под голову, растянулся на лавочке. Черты лица у него были мягкие, добрые. Он улыбался во сне.

Снился ему смешной сон. Он едет на детском трехколесном велосипеде впереди целой колонны юных велосипедистов-трехколесников. Сияющие лица мальчишек, девчонок. Озорники гудят в свои огромные самодельные груши-дудки, привинченные к рулевым управлениям. Пешеходы на тротуарах флажками приветствуют колонну. Тяжелые встречные грузовики, автобусы сворачивают в переулки, освобождая детям дорогу.

Майское солнце над колонной. И сияющее лицо Утяева, директора Дома детских игрушек. Улица украшена флагами.

Утяев, не останавливаясь, жестом подзывает к себе милиционера-регулировщика. Тот, подбежав, услужливо козыряет. Утяев говорит регулировщику:

— Дети! Ты понял, дети! А все остальное приложится.

Спит Утяев. И никто не отнимет сна. Он прибыл совершенно из другого мира и к возне растревоженного муравейника не имел никакого отношения.

* * *

Спецмашина мэра, хотя и походила слегка на автомобиль, очень удивила Ефрема. Колеса у нее то бежали по асфальту, то подбирались, и тогда с боков распускались крылья, но при этом машина не поднималась над дорогой, а, наоборот, опускалась еще ниже, и казалось, будто она скользит по асфальту.

— Ишь, петрушка какая, — сказал Ефрем. — Как на санках с горки… Что скажешь, Ася?

Ася пожала плечами.

— Ничего ты, гляжу, не боишься… — Помолчав, Ефрем спросил водителя: — Долго ли ехать будем, браток?

— Это как повезет, — сказал водитель. — Нам бы только на правительственную трассу вырваться, а там полетим. — Он повернул свое лицо к Асе. — Не страшно, малышка? А то приторможу.

— Нет, — сказала Ася.

— Послушай, — заинтересовался Ефрем водителем, — ты, часом, не земляк ли? Больно хорошо по-нашему говоришь.

Водитель оглянулся, прижал палец к губам.

— Что такое? — не понял Ефрем. Водитель снова промолчал.

Ася дернула Ефрема за рукав, шепнула:

— Нельзя ему говорить.

— А ты откуда знаешь? — Ася не ответила. — Ну и ну!.. Будто подслушивает кто нас.

Поехали молча. По дороге мимо проносились шаробили, движение было густое.

— Ты бы нам про улицы, что ли, рассказывал? — не выдержал Ефрем.

— Улиц у нас нет, — сказал водитель.

— Как это нет, елки зеленые?

— Нет. Есть номера домов и номера магистралей.

— Чокнутый вы народ. Номера, машины — только и разговоров.

— Оттого и номера, что машины. Человек думает, машина считает. У нас еще говорят: дурак думает, умный считает.

— Ишь ты, философ… Сколько же номеров надо на такой город?

— A y нас по квадратам. Квадрат зеленых небоскребов. Квадрат желтых. Вот и пишется: Ж, скажем, 101, Ж 102.

— Же-же, — передразнил Ефрем. — Вот и есть Желтый Дьявол. Это мы знаем. Улицы — это, можно сказать, история города. Где ваша история? Молчишь?.. Черные полосы тебе на костюме нарисовали и молчать заставили?

Водителя словно кто прикладом в спину ткнул. Он дернул за рычажок на щитке, и заиграла музыка. Потом оглянулся на Ефрема и чуть слышно, заглушённый музыкой, прошептал:

— Погоди, папаша, и тебе бороду твою сбреют, черные полосы нарисуют и молчать заставят.

— Меня? Шалишь, брат. Не на того нарвались.

— Поглядим, поглядим, — сказал водитель.

— И глядеть нечего.

Ася молча следила за перебранкой. Она чувствовала, что главные неприятности еще впереди, и старалась зря не волноваться.

* * *

Седобровый мэр города, худой старик с добрыми глазами отделился от встречающих, подошел к Асе. Он был в белом костюме, а вся свита его в желтых униформах с красными полосами.

— Вот ты какой… — сказал мэр, плохо произнося русские слова. Он смотрел при этом на Асины ноги. Ася тоже смотрела на свои ноги, они опять провалились в асфальте.

Ефрем, который вылез из Машины последним, подбежал к Асе, хотел взять девочку на руки. Но мэр жестом запретил это делать, повернулся к свите и хлопнул два раза в ладоши.

Тут же к Асе подбежал юркий человечек, неся в руках башмаки с металлическими подошвами. Он присел на корточки, расшнуровал Асины ботинки и помог ей переобуться в новую обувь.

Ася сделала несколько шагов в новых ботинках, асфальт под ее ногами теперь не проваливался. Она оглянулась на Ефрема, как бы спрашивая, что делать дальше.

Ефрем между тем пытался вынуть из асфальта Асины ботинки, но у него ничего не получалось.

Мэр опять ударил в ладоши, уже один раз, и к Ефрему подошел другой юркий человечек в униформе.

Он заговорил по-русски:

— Извините, пожалуйста, но сейчас мы должны проследовать к матушке. А ботинки, если вам угодно, достанут и вернут вам.

— К какой еще матушке? — поднялся на ноги Ефрем, грозно глядя на переводчика.