Фабрика офицеров - [12]

— Так держать! — крикнул он ему. — Ваш пас сейчас был просто великолепен.

— Господин капитан, вы тоже прекрасно приняли мяч, — отозвался Хохбауэр с сияющими глазами.

— Этот Хохбауэр упорно тренируется, — с пониманием дела сказал фенрих Меслер. — Он это делает, чтобы подлизаться к шефу.

Фенрих Меслер имел репутацию острослова. Это давало ему то неоспоримое преимущество, что его замечания истолковывались почти всегда как шутки. Таким образом, он избавлялся подчас от неприятностей.

Фенрих Редниц заметил рассеянно:

— Хохбауэру следует поторопиться: желающих-то много.

— Да, чтобы стать офицером, надо чем-нибудь жертвовать, — заявил Меслер с невинной улыбкой.

Они стояли сзади, в самом конце площадки. Меслер — небольшой жилистый парнишка с юркими глазами, с большой охотой следивший за всем, что имело отношение к женскому полу. Редниц — среднего роста, стройный, но с медвежьей ухваткой. Он почти всегда довольно улыбался, но никогда не смеялся — уже успел разучиться.

— Просто позор, что у нас нет кандидатов в офицеры женского пола, — высказал свое мнение Меслер, — тогда бы и я с удовольствием занялся спортом!

— Хватит и того, — ответил Редниц, — что некоторые у нас и так ведут себя как бабы. Или ты намереваешься получить звание лейтенанта, переспав с кем-нибудь?

— Это зависит от того, с кем, — ухмыльнулся Меслер. — Какая-нибудь майорша не старше тридцати меня бы устроила. Это была бы еще не самая тяжелая жертва, которую можно принести на алтарь отечества.

— Внимание! — крикнул капитан Ратсхельм. — Поменялись сторонами!

Команды поменялись местами, а Меслер и Редниц опять очутились сзади. Главное поле боя они без малейшей зависти предоставили признанным спортсменам.

Несмотря на свой возраст — им было всего по двадцати одному году, оба они, Меслер и Редниц, имели за плечами уже некоторый боевой опыт. У них было развито шестое чувство, подсказывавшее им, когда они находились в поле зрения кого-либо из начальства, а когда нет. Они инстинктивно стремились всегда занять место, где возможность попасть в поле зрения неприятеля была наименьшей. Вот и сейчас капитан Ратсхельм, находясь перед ними, с увлечением занимался игрой и игроками, что отвлекало его от наблюдения за всем происходящим в зале. Его спина являла собой благоприятное зрелище. И если оба фенриха и делали пару шагов или даже иногда бегали за мячом, то только потому, что их вынуждал к этому январский мороз. Они не желали горячиться без особой нужды, но и мерзнуть тоже не хотели.

— Хохбауэр обязательно станет офицером, — сказал Меслер.

— Он, может, и генералом станет, — подтвердил Редниц. — Но при условии, что война продлится достаточно долго, а ему удастся найти начальников, которые будут ему покровительствовать.

— Внимание, господин капитан! — раздался звонкий, приятного тембра голос Хохбауэра. — Передача с середины поля!

— Есть! — крикнул капитан Ратсхельм. Он принял мяч, как ему показалось, элегантно пританцовывая, и отправил его на половину противника. Но там один из фенрихов уклонился от приема мяча, уж неизвестно из каких соображений, и тот оказался в ауте.

Было выиграно еще одно очко. Команде капитана везло — да и как могло быть иначе? И Ратсхельм снова увидел в этом, подтверждение своих многогранных способностей.

— Им уже не отыграться! — радостно воскликнул Хохбауэр.

— Но, надо отдать им должное, сражаются они храбро!

Достопочтенный капитан Ратсхельм был солдатом по профессии, офицером по убеждению и командиром учебного потока по призванию. Ему подчинялись три учебных отделения — «Г», «X», «И», в каждом сорок фенрихов, преподаватель тактики и офицер-инструктор. И Ратсхельм был призван объединить в своем лице все, что включал процесс производства будущих офицеров. Он мог исполнять все необходимые функциональные обязанности: быть плановиком, преподавателем, воспитателем и другом среди друзей. И хотя он был лишь немногим старше своих воспитанников, он чувствовал себя их отцом. Переполнявшая его любовь к ним была воистину отцовской, так он себе, по крайней мере, постоянно внушал.

— Отлично, Хохбауэр! — сказал он, слегка задыхаясь, когда фенрих отыграл еще одно очко. — Отлично сыграно!

— Господин капитан, вы опять сделали мне прекрасную подачу, — возразил Хохбауэр. И его сияющий взгляд выразил восхищенную признательность.

Капитан Ратсхельм почувствовал себя не то чтобы польщенным — скорее он был доволен, что его признавали. И этого ему было вполне достаточно. Он щедро давал прочувствовать свою отеческую любовь и в ответ не требовал ничего другого, кроме уважения. Его участливое сердце — он нисколько не сомневался в этом — ни на секунду не ставило под угрозу сущность дисциплины.

Как раз в этот момент мяч сильно ударил его по голове. Он почувствовал слабость в ногах и слегка покачнулся. Но все же заставил себя улыбнуться, как настоящий офицер-спортсмен. Однако висок сильно ломило.

— Простите, — крикнул с другой половины поля фенрих Вебер, — я не хотел пробить так сильно!

— Это была грязная игра! — крикнул фенрих Хохбауэр, немедленно принимая сторону своего капитана.

Фенрих Вебер, по имени Эгон, большой и широкий, как готический шкаф, пыхтя, надвигался на него. Он чувствовал себя оскорбленным, так как и у него было свое спортивное честолюбие.