Фабрика грез Unlimited - [24]

Однако его небрежное обращение с молитвенниками и псалтырями, с изображениями святых и апостолов, которые он без разбора покидал в деревянный ящик, убедило меня в существовании какого-то другого мотива, некоего плана, в котором и мне отведена некая роль. Отец Уингейт расчищал палубы своей жизни со слишком уж большим наслаждением.

Сам того не замечая, я принял его вызов. Мы убирали одну скамью за другой, складывая отжившие свое деревяшки у стен. Я снял пиджак и рубашку, обнажив испятнанную синяками грудь. Таская эти неподъемные колоды, я все время сознавал, что соревнуюсь с пятидесятилетним священником, стараюсь доказать, что мои кисти и плечи сильнее. Разделенные длиной скамьи, мы отрывали огромную, окостеневшую змею от пола и волокли ее, оскальзываясь на влажном кафеле.

Опьяненный потом, градом катившимся по нашим лицам, и запахом разгоряченных тел, я с восторгом смотрел на кровь, снова выступившую на моих пальцах. Меня охватило возбуждение если не совсем гомосексуальное, то почти. Я потащил последнюю скамейку по опустевшему нефу, выворачивая ее из рук священника, порывавшегося мне помочь. Как сын, демонстрирующий отцу свою силу и выносливость, я ждал знаков восхищения.

– Молодец, Блейк… а я вот совсем выдохся. Молодец.

Тяжело дыша, отец Уингейт пересек церковь и почти рухнул на груду скамеек. На его рубашке крапинки моей крови. Он все еще не мог понять, кто я такой и что я забыл в этом Шеппертоне, однако смотрел на меня с внезапной нежностью, как человек, схватившийся с незнакомцем, а затем узнавший в нем своего сына. Я понял, что этот пастор-отступник меня не продаст ни при каких обстоятельствах.

Позднее, когда я подмел в церкви, отец Уингейт распахнул двери, чтобы свежий утренний воздух вынес остатки пыли. Сквозняк шевелил холстины, наброшенные на алтарь и купель, перекидывал страницы выброшенных молитвенников. Ничуть не тронутый этими напоминаниями о свершенном нами акте вандализма, отец Уингейт снова надел шляпу, полуобнял меня за плечи и повел за алтарь, к ризнице.

Его руки не подходили к синякам на моей груди. И снова я почувствовал прилив теплоты, сожаление, что не он вернул меня к жизни. Никогда прежде не ощущал я зависимости от человека старше себя, никогда не гордился чьим бы то ни было ко мне доверием. Юный крылатый жрец, я был не только его блудным сыном, упавшим с неба, но и преемником.

В моей голове зарождались элементы небывалых обрядов, причудливых ритуалов.

Отец Уингейт открыл дверь, и я тут же увидел яркий столп света, падавший через пролом в потолке, и стенды с образцами, заполнявшие все помещение. За стеклянными панелями лежали невзрачные обломки костей, все, что сохранилось в здешнем обнажении какого-то древнего слоя.

– Прежде чем совсем уйти, я как-нибудь устрою, чтобы вам починили эту крышу. – Отец Уингейт подобрал с пола окровавленное перо. – Во время грозы сюда провалилась громадная птица. Старк держит в зоопарке пару кондоров, ну вот, наверное, один из них и сбежал. Он относится к этим тварям с поразительной беззаботностью.

Я взял перо, поднес его ко рту и вдохнул запах ночного воздуха, своих могучих крыльев. Отец Уингейт позвал меня к лабораторному столу, оборудованному микроскопом и штативом с лупой. Во сне я видел целый скелет крылатого существа, однако под лупой лежал всего лишь шишковатый, изъеденный временем обломок кости. Почти не похожий на кость, он был настолько стар, что начал уже возвращаться к своим минеральным истокам, – узелок окаменелого времени, завязанный на память об исчезающе кратком отрезке жизни, кипевшей миллионы лет назад.

Отец Уингейт уступил мне место у стола. Увеличенная лупой кость качалась и плыла, как доисторическая планета.

– Я нашел эту штуку на берегу через секунду после вашего появления. По-видимому, ее вымыло волной от упавшего самолета, так что можете смело считать себя соавтором открытия. Потрясающая находка, мне бы полагалось сразу ее обнародовать, а не хранить у себя. Ну да ладно, что там эти несколько дней… Как бы то ни было, разрешите представить вам вашего коллегу-авиатора. Само собой, это нужно еще перепроверить и доказать, но я практически уверен, что перед вами элемент передней конечности примитивной летающей рыбы – здесь можно заметить точку прикрепления перепонки крыла. Самая настоящая летающая рыба, дальний предшественник археоптерикса, самой древней из известных науке птиц.

Глядя на свое сокровище, отец Уингейт ободряюще придерживал меня за руку, он словно догадывался о связи между моим почти фатальным полетом и долгим путешествием сквозь геологическое время, которое предпринял мой крылатый пращур ради этого свидания на лабораторном столе.[4] Солнечный свет, рвавшийся сквозь пролом в крыше, коснулся неказистой кости – мощей нового, воздушного святого.

– Отец Уингейт, скажите, а почему вы уходите? Наивность вопроса вызвала у священника почти не скрываемое удивление.

– Блейк, теперь моя настоящая работа здесь. – Он положил широкие ладони на один из стендов. – Даже и без вас мне пришлось бы посвятить этому все свое время. Да, кстати, мне не следовало бы так вас утомлять. Ближайшие несколько дней вам придется ой как туго.