Фабиан. История одного моралиста - [49]
Я подумал, не позвонить ли тебе, но мне было стыдно. Я не способен выслушивать утешения, даже в этом я бездарен. Наш разговор о Леде несколько дней назад лишний раз убедил меня в этом. Ты стал бы объяснять мне все ничтожно малое значение моего научного провала, я бы для вида признал твою правоту, мы оба лгали бы друг другу.
То, что моя работа отклонена, означает, фактически и психологически, прежде всего психологически, мой полный крах. Леда меня отвергла, университет тоже отвергает меня, я повсюду получаю оценку „неудовлетворительно“. Для моего честолюбия это непереносимо, Якоб. Что мне проку от исторической статистики, от того, что множество значительных людей были плохими учениками и незадачливыми любовниками?
Моя политическая поездка во Франкфурт' потерпела фиаско. Под конец мы просто передрались. Когда же я вчера вернулся, в моей постели валялась Зелов со скульпторшей, еще несколько девок сидели „в запасе“. Теперь, когда я пишу, они в соседней комнате швыряются стаканами и вазами. Короче говоря: эта жизнь не для меня! От всего, чем я дорожил, меня отторгли. Туда, где меня бы приняли, я сам не пойду. Не сердись же, дорогой мой, я сматываю удочки. Европа и без меня будет существовать или прекратит свое существование, я ей не нужен. Нас угораздило попасть в такое время, когда мелочная закулисная возня ничего не меняет, а лишь ускоряет или оттягивает крушение. Мы подошли к одному из поворотных пунктов истории, сейчас должно утвердиться новое мировоззрение, все остальное бесполезно. У меня уже не хватает мужества сносить насмешки профессиональных политиков, которые своими лекарствами залечат наш континент до смерти. Я знаю, что я прав, но сегодня мне этого уже недостаточно. Я стал комической фигурой, я провалился на экзаменах по двум основным предметам — любви и профессии. Пойми, такому человеку нет места в жизни. Револьвер, который я недавно отобрал у коммуниста возле Бранденбургского музея, опять дождался своего часа. Я взял его тогда, чтобы предотвратить несчастье. Мне бы стать учителем: идеалы в наше время доступны только детям. Итак, Якоб, прощай. Чуть было не написал: я буду часто о тебе думать. Но и с этим покончено. Не поминай меня лихом за то, что я не оправдал наших надежд. Ты единственный человек, которого я любил, несмотря на то, что знал тебя насквозь. Передай привет моим родителям, но прежде всего — твоей матери. Если случайно встретишь Леду, не говори ей, как тяжело я пережил ее обман. Пусть думает, что она здесь ни при чем. Не надо всем все знать.
Я бы попросил тебя уладить мои дела, но улаживать, собственно, ничего. Второй квартирой распорядятся мои родители. С мебелью они могут поступать, как им заблагорассудится. Мои книги принадлежат тебе. Я только что нашел у себя в столе две тысячи марок, возьми эти деньги, их немного, но на небольшое путешествие хватит.
Будь счастив, мой друг. Живи лучше, чем я. Постарайся. Твой Стефан».
Фабиан осторожно коснулся рукой лба покойного. Нижняя челюсть еще больше отвисла. Рот раскрылся.
— То, что мы живем, — случайность, то, что умираем, — закономерность, — прошептал Фабиан и улыбнулся другу так, словно еще хотел его утешить.
Комиссар тихонько приоткрыл дверь.
— Извините, что я опять вас беспокою. Фабиан протянул ему письмо. Комиссар прочитал его и сказал:
— Значит, я могу отпустить этих девиц. — Вернув Фабиану письмо, он вышел в соседнюю комнату. — Дело можно считать закрытым. Не смею вас больше задерживать, — объявил он.
— Еще минуточку, — произнес женский голос, — у меня слабость к покойникам.
Все пятеро протиснулись в дверь и молча стали перед диваном.
— Надо подвязать ему подбородок, — сказала незнакомая Фабиану девушка.
Скульпторша бросилась в соседнюю комнату и принесла оттуда салфетку. Она подвязала ею подбородок Лабуде, так что рот закрылся, концы салфетки она стянула в узел у него на голове.
— У покойничка зубы болят, — сказала Зелов и злобно рассмеялась.
А Рут Рейтер воскликнула:
— Какое свинство! У меня в ателье сидит Вильгельми, с каждым днем эта скотина становится все здоровее, хотя врачи давно поставили на нем крест. А этот молодой, сильный сам себя укокошил!
Помощник вытолкал женщин из комнаты. Комиссар сел за письменный стол писать рапорт. Тут вернулся помощник.
— Не лучше ли вызвать машину и доставить покойного на виллу его родителей? — спросил он. Деньги опять валялись на полу. Он нагнулся, поднял их и засунул в карман Фабиану.
— Родителям уже дали знать? — спросил Фабиан.
— К сожалению, их нет в городе, — отвечал помощник. — Советник юстиции Лабуде куда-то ненадолго уехал, а куда точно, прислуга не знает. Мать в Лугано. Ей послали телеграмму.
— Хорошо, — сказал Фабиан, — мы отвезем его домой.
Помощник комиссара позвонил в ближайший морг. Потом все трое сидели молча и ждали машину. Санитары положили Лабуде на носилки и понесли вниз по лестнице. У подъезда толпились любопытные из соседних домов. Носилки втолкнули в машину, Фабиан сел рядом с распростертым телом друга. Комиссар и его помощник откланялись. Фабиан подал им руку. Санитар откинул кверху подножку и захлопнул дверцу. Фабиан и Лабуде в последний раз вместе ехали по Берлину.
В книгу включены лучшие повести известного немецкого писателя-антифашиста Эриха Кестнера (1899–1974): «Когда я был маленьким», «Эмиль и сыщики», «Эмиль и трое близнецов», «Мальчик из спичечной коробки».Эрих Кестнер. Повести. Издательство «Правда». Москва. 1985.Перевод с немецкого Лилианы Лунгиной.
Эрих Кестнер (1899–1974), немецкий писатель, удостоенный в 1960 году высшей международной награды в области детской литературы — медали Ханса Кристиана Андерсена.В книгу кроме повести, давшей название сборнику, вошли: «Мальчик из спичечной коробки», «Эмиль и сыщики», «Кнопка и Антон», «Двойная Лоттхен», «Когда я был маленьким». Главное качество прозы Кестнера для детей — добрая улыбка. Он был уверен, что доброта необходима ребенку, что она — тоже активное оружие. Повести Кестнера полны оптимизма, веры в человека, в торжество справедливости.Эрих Кестнер.
Шестьсот лет назад бродил по всей Германии один клоун и, куда бы ни попадал, всюду учинял такие безобразия, что у людей просто глаза на лоб вылезали. Этого клоуна звали Тиль Уленшпигель. Единственное, что он умел хорошо делать, кроме как вытворять свои проделки, так это плясать на канате. Но у него не было никакой охоты выступать в цирке или на ярмарке.Он не любил, чтобы другие над ним смеялись. Наоборот, он сам любил посмеяться над другими. Историй, рассказанных в народе об Уленшпигеле и записанных в старых книгах, великое множество.
Можно ли снова поженить родителей, которые развелись лет десять назад, разделили детей и живут в разных городах? Сестры-близнецы Луиза и Лотта познакомились на каникулах, поняли, что у них одни и те же мама и папа и, возвращаясь домой, поменялись местами — тут-то и начались их приключения, смешные и грустные — уж очень девчонкам хотелось, чтобы и родители, и они сами всегда были вместе. Книга называется «Двойная Лоттхен», по ней был поставлен фильм, который пользовался большим успехом и назывался «Проделки близнецов».
В книгу включены лучшие повести известного немецкого писателя-антифашиста Эриха Кестнера (1899–1974): «Когда я был маленьким», «Эмиль и сыщики», «Эмиль и трое близнецов», «Мальчик из спичечной коробки».Автобиографическая повесть «Когда я был маленьким» — подлинный шедевр немецкой литературы. Мир ребенка раскрывается в книге с удивительной деликатностью. Повесть переносит читателя в начало века, не смотря на непростые испытания, выпавшие на долю маленького героя, детство, как ему и положено, предстает «золотой порой», полной любви и радужных надежд.
В книгу вошли романы «Трое в снегу», «Исчезнувшая миниатюра», «Приграничные сношения», фрагменты романов «Ученик чародея», «Двойники» и стихи одного из самых удивительных немецких писателей XX века.Роман «Трое в снегу» — увлекательная, веселая и романтическая история дружбы трех совершенно разных мужчин: миллионера Тоблера, решившего однажды пожить жизнью простого человека, его верного слуги Иоганна, надевшего на себя непривычную маску богатого человека, и талантливого, но временно безработного Хагедорна.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881—1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В первый том вошел цикл новелл под общим названием «Цепь».
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
В четвертый том вошел роман «Сумерки божков» (1908), документальной основой которого послужили реальные события в артистическом мире Москвы и Петербурга. В персонажах романа узнавали Ф. И. Шаляпина и М. Горького (Берлога), С И. Морозова (Хлебенный) и др.
В 5 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли рассказы 1860-х — 1880-х годов:«В голодный год»,«Юлианка»,«Четырнадцатая часть»,«Нерадостная идиллия»,«Сильфида»,«Панна Антонина»,«Добрая пани»,«Романо′ва»,«А… В… С…»,«Тадеуш»,«Зимний вечер»,«Эхо»,«Дай цветочек»,«Одна сотая».