между холмами, заросшими лесом. Неровная и песчаная
почва, составлявшая принадлежность этой собственности, произращала дикия плодовые деревья, а в конце этого пространства находились
рытвина и каштановый
лесок». Каким же образом г. переводчик превратил
почву в
местность, дикие плодовые деревья в
фруктовый сад, рытвину в
ручей (ravine), да еще и
бегущий, и за что он уничтожил каштановый
лесок, повалил деревья и сделал из леса
валежник? Неужели г. переводчик не знает, что такое
валежник? ‹…›
[348] Неужели г. переводчику неизвестно было, что un taillis значит
лесок, а unе ravine – рытвина, а что ручей по-французски – un ruisseau? Право, удивительное дело! Этого мы еще нигде не видали! Стр. 96: «Если когда-нибудь Бурбоны вступят на престол, я буду просить за свою верность только одной награды: обогатить меня до такой степени, чтобы я мог примкнуть к моему наследию
окружающие его леса: честолюбие меня обуяло, хочу расширить на несколько
арпанов место моих прогулок». – Спрашиваю: для кого издаются «Отечественные записки»? Для русских читателей, не так ли? Русский читатель, не понимающий подлинника, подумает, что Шатобриан не на шутку задумал приобресть окружающие его наследие
леса. Леса могут простираться на многие десятки квадратных миль – и это стоит во Франции – миллионов! Русский читатель не обязан знать, какое пространство заключают в себе
несколько арпанов. Что это за
арпаны? Заглянем в подлинник и справимся, чего желал Шатобриан: «Je ne leur demanderai, en récompense de ma fidelité que de me rendre assez riche pour joindre à mon héritage la lisière des bois qui l’environnerai», т. е. «В награду моей верности я попрошу у них (т. е. у Бурбонов) обогатить меня настолько, чтобы я мог купить
опушку леса, окружающего мое владение». Далее: «Je voudrai accroître ma promenade de quelques arpens», т. е. мне хочется увеличить место моих прогулок несколькими
десятинами». Где же тут
леса, окружающие наследие? Неужели г. переводчику неизвестно, что lisière значит
опушка леса, или койма! – Там же, на стр. 96: «Сегодня 4-го октября 1811,
годовщина моего въезда в Иерусалим». В подлиннике «Сe 4 octobre 1811, anniversaire de ma fêtе еt de mon entrée à Jérusalem», т. е. 4 октября
день моего ангела (т. е. именины) и годовщина моего прибытия в Иерусалим». – А
именины-то зачем пропущены? Остались в
валежнике, что ли? На той же странице: «Человек (т. е. Наполеон), который в эту минуту
дарит всемирную империю (!!?!) Франции, для того только, чтоб топтать ее ногами, гению которого я удивляюсь, но чей (!?) деспотизм меня возмущает, этот человек окружил меня своей тиранией как двойным уединением; но если он рушит настоящее,
прошедшее его презирает (разительно бессмыслица!!!) и я волен во всем, что предшествовало его славе». – Что из этого поймет русский читатель? Какая это
всемирная империя, которую Наполеон
дарит Франции? Прочтем подлинник: «L’homme qui ne donne aujourd’hui l’empire du monde à la France que pour la fouler à ses pieds, cet homme dont j’admire le génie et dont j’abhorre le despotisme, cet homme m’enveloppe de sa tyrannie comme d’une autre solitude; mais s’il écrase le présent, le passé le brave et je reste libre dans tout ce qui a précédé sa gloire», т. е.: Человек, который теперь вручает Франции власть над целым миром для только того, чтобы попирать ее ногами, человек, которого гению я удивляюсь, гнушаясь его деспотизмом, этот человек своим насильством удвоил мое одиночество. Но если он разрушает настоящее (le présent)
[349], то прошедшее вовсе его не боится, и я могу свободно действовать в эпохе, предшествовавшей его славе».
Нет больше сил сравнивать перевод с подлинником! (1848. № 256. 13 нояб.).
Булгарин прав в критике перевода, хотя порой не прав с точки зрения русской стилистики: ручей может «бежать» еще со времен пушкинского «шумит, бежит Гвадалквивир». А предлагаемый Булгариным вариант: почва, которая «составляла принадлежность этой собственности» и вдобавок «произращала» деревья, – отнюдь не безупречный. Однако в целом переводческие решения Булгарина гораздо ближе к содержанию Шатобриановых фраз и, во всяком случае, не производят впечатления бессмысленного набора слов.
Следует добавить, что Булгарин и сам выступал в роли переводчика (с польского, французского и немецкого), причем если тексты, переведенные им, немногочисленны[350], то переводческие «вставки» в собственные статьи и рецензии, подобные тем, какие присутствуют в рецензии на «Замогильные записки», у него встречаются сплошь и рядом (см., например, переводы с французского и с немецкого внутри статьи «Ответ на письмо к г. Марлинскому, писанное жителем Галерной гавани»[351]).
В своей критике перевода Булгарину случалось ошибаться. В 1832 г. он опубликовал в двух номерах «Северной пчелы» (№ 98, 99) подробную рецензию на перевод Бопланова «Описания Украины», выполненный Федором Устряловым. Критика перевода здесь так же подробна и въедлива, как и в предыдущих случаях, но проблема в том, что Булгарин решил сравнивать перевод Устрялова не с французским оригиналом, а с польским переводом, мотивируя это тем, во-первых, что этот перевод у него имеется под рукой, а во-вторых, тем, что он почти современен подлиннику и потому более точно описывает тогдашнюю реальность. И далее на основании сравнения с этим польским переводом Булгарин предъявляет Устрялову массу претензий. Устрялов, однако, с критикой не согласился и в двух номерах «Северной пчелы» (1832. № 104, 105) предложил в ответ свою «критику перевода», но не русского, а польского, который, в отличие от Булгарина, сравнил с оригиналом. Оказалось, что мнимые ошибки русского перевода – на самом деле ошибки перевода польского, в котором принята «луковица (oignon) за гуся (oie)», а также допущено много других подобных неточностей.
