Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - [331]
Как важнейший признак экспрессионизма, А. В. Луначарский подчеркивал "его ярко выраженную антибуржуазность"[2222]. Экспрессионисты начисто отрицали все буржуазные формы жизни. Разумеется, их бунт был, в первую очередь, адресован буржуазному человеку — рациональному, холодному, бездушному и жестокому. Неприятие буржуазного общества выражается в искусстве экспрессионизма как борьба "старого" и "нового", как столкновение молодого поколения со старшим. Конфликт "отцов и детей" — один из излюбленных мотивов экспрессионистической драматургии и прозы.
Эпоха, породившая движение экспрессионизма, характеризовалась крушением старого мира и рождением нового. И потому любые искания экспрессионистов пронизывает отчетливое стремление создать и утвердить новые ценности во всех сферах жизни. "Экспрессионистическое искусство — лишь поиск нового жизненного содержания, подобно тому, как и в политике и во всем нашем мышлении мы видим сегодня стремление построить наше бытие на новой основе. Пусть это хаотическое брожение кажется судорожным и насильственным, мы должны видеть в нем начало новой эпохи", — писал один из критиков[2223]. С рождением новой эпохи экспрессионисты связывали обновление мира и рождение нового человека — "всечеловека".
Известный теоретик экспрессионизма Л. Шрейер, печатавшийся в журнале "Sturm" — издании с ярко выраженными формалистско-авангардистскими тенденциями, — писал в статье "Новый человек":
"Мы, люди, — носители переходной эпохи, ее орудия, ее жертвы. В нас рушится старый мир, в нас зарождается новый мир. Мир страдания, мир нашего страдания рушится. Все люди должны быть свободны. Многие знают, какова их цель, и осознанно идут навстречу новому миру. В каждом формируется новый человек <…> Наша современность — час перелома. В ней формируется новый человек. Каждый в отдельности растворяет себя во всеобщем. Этим снимается страдание"[2224].
В водовороте кровавых событий, свидетелями которых оказались экспрессионисты, Человек был и оставался для них единственной незыблемой реальностью. Экстатический призыв экспрессионистов, их "крик" адресуется именно Человеку, с ним связывают они свои надежды на будущее. "Человек в центре" (1917) — так озаглавлен один из программных документов "левого" экспрессионизма ("активизма"), книга признанного его теоретика Л. Рубинера[2225].
Общественно-историческая ситуация, в которой оказалось на грани веков западноевропейское общество, характеризуется в первую очередь бурным ростом капиталистического производства, вступившего в свою завершающую стадию, небывалым развитием техники. В то же самое время положение человека остается, как и прежде, трагическим. Взлет научно-технической мысли не облегчает его труда, то есть его реальной жизни. Цивилизация (в ее буржуазной форме!) не отвечает более потребностям жизненного развития. Это противоречие и порождает "кризис культуры", который остро ощущается многими мыслителями Европы, но раскрывается ими как антитеза между неким абстрактным "разумом" и "жизнью".
Именно через эту антитезу и пытается западноевропейская философия разрешить трагедию культуры. Углубляя и варьируя конфликт между "интеллектом" и "бытием", мыслители и художники Запада по-новому освещают теперь проблему человеческой личности. Во многом они идут от Ницше, четко разграничившего "аполлоновское" и "дионисийское" начала. От Ницше идут и А. Бергсон и Э. Гуссерль и его последователь М. Шелер (печатавшийся в экспрессионистских изданиях). Общее у всех этих философов — воинствующий иррационализм. По их мнению, разум как инструмент познания создает невидимый, но неодолимый барьер между человеком и миром, и потому разумное познание неистинно. Жизнь постигается лишь чувством, интуицией. Лишь активизируя в себе иррациональное, человек приобщается к "жизни". В трудах представителей различных школ категория "жизнь" принимает различные воплощения: от языческой чувственности и инстинктов в ницшеанском духе, через эротическое libido психоаналитиков (Фрейд) к "фундаментальной онтологии" Хайдеггера. Как жизненный организм интерпретируется и сама культура в трудах Дильтея и Зиммеля: понять ее можно якобы лишь интуитивным "чувствованием", лишь "изнутри".
Рассматривая человека как частицу мира, как микрокосм жизни, экспрессионисты стремились выявить в нем "жизненное" или "витальное" начало. Здесь, как им казалось, и находилась искомая "сущность" — нечто единое, иррационально целостное в противовес расщепленному миру упорядоченных "явлений". В отличие от философов, "жизнь" в суждениях экспрессионистов не принимает какой-либо определенной формы, она предстает лишь в отвлеченных понятиях как воплощение чего-то живого, самобытного, изначального. Это — и витальный порыв, и бесконечный космос, и первозданный хаос.
