Ежики, или Мужчины как дети - [9]

Взять хоть, к примеру, КПП. Проходная в поселке всегда напоминала Марине входной шлюз на секретном заводе или даже вход в местах лишения свободы, проще говоря, на зоне, где многие, без сомнений, из здешнего люда бывали. Кто-то работал, кто-то сидел. Но бывали многие. И теперь тут строители рая капиталистического пошиба воспроизводили лучшее из того мира, к которому привыкли.

Безопасность прежде всего – тут на ней были помешаны все. КПП, ворота, автоматчики с лицами, соответствующими зарплатам. Не подходи – убьет. Заборы вокруг поселка – три метра в три кирпича, пушкой не проломишь. Строили так, словно были уверены, что будут пытаться. Кроме того, колючая проволока. Сходство с родными северными краями идеальное. Когда Марина с мужем были здесь впервые, муж, пройдя по улицам поселка, с насмешкой сказал брату:

– Да, Паш, впечатляет. Только знаешь, чего-то не хватает. Не пойму никак, чего. А, нет – понял. Будок сторожевых по периметру, с автоматчиками. И еще, а тебе не хочется тут, когда гуляешь мимо этих французских луж, руки за спину заложить?

– Мне – нет, – смеялся Павел. – У меня такой привычки пока нет. Но ты знаешь, у Степанова такие позывы, думаю, бывают.

– О! – только и сказал Саша, услышав это.

Да, его брата трудно чем-то смутить. Его брат – бандит, ничего не боится. Никакого царя в голове! Доиграется когда-нибудь. Ладно, не в брате дело, подумала Марина, подходя к приоткрытым воротам Никиного дома.

– Ну, неужели! – воскликнула Ника, увидев уставшую Марину, пересекающую газон. – Случилось чудо? Ты поймала вертолет? А мы тебя уже и не ждали.

– Это заметно, – усмехнулась Марина, глядя, как Нику уже немножечко пошатывает. Они с Лидкой сидели во дворе, на солнышке, в шезлонгах, томные, распаренные.

– А что такого? – притворно возмутилась та. – Чуточку дринкнули, с кем не бывает. Сейчас и тебе нальем. Водочки?

– Ой, что-то я так прямо сразу не готова на водочку. Нет чего-то послабее?

– Дохляк ты, Маришка! – фыркнула Ника, вставая. – Господи, и пары минут не дадут полежать, обязательно заставят куда-то переться. Эх, жизнь моя – жестянка. Ну что, вина тебе, что ли?

– Вино, только вино! – вставила Лидка голосом Светличной. – А мне принеси-ка плюшку. Я сейчас пьяная, а пьяные калорий не ведают.

– Все худеешь? – спросила Марина, глядя на и без того тощую, нервную Лиду.

– А куда деваться. Может, если я стану на Кощея похожа, мне муж денег даст побольше? Чтобы я отъелась. Никеша, плюшек неси побольше! – Лидка без стеснения перемотала на себе простыню, демонстрируя всему огороженному элитному миру (кто вздумал бы подглядывать в этот момент за еще один забор) свои ухоженные, загорелые, тренированные бока. Лидия была с виду совершенно классической жительницей «Французских озер»: высокая, тощая, загорелая до уровня прожарки «Extrabold»[2] блондинка (если смотреть сразу после парикмахерской, то без темных корней) с хорошим маникюром и массой разговоров вокруг того, как трудно найти хорошего массажиста. Иногда у Марины создавалось впечатление, что Лидия (и такие, как Лидия) живет, воспринимая реальную Россию, как некую прослойку, абстрактное наполнение между поселком «Французские озера» и торговым центром «Европарк», в который она ездила спасаться от скуки.

– Жрать вредно, – мрачно напомнила Ника и плюхнула на стол блюдо с булочками. Булочки были тоже французскими (видимо, чтобы соответствовать месту своего употребления), покрытыми легким прозрачным желе с клубничками. Марина сглотнула. Она тоже пыталась худеть, но далеко не так успешно, как Лидия, поэтому вид булочек деморализовал ее окончательно. Красивая жизнь – мечта, которую так трудно ухватить за хвост.

– Ваше вино, мисс. Как там реальный мир? – спросила Лидка, протягивая бокал. – А то мы тут со Степановой совсем одичали, сидим в своем лесу, как дикие звери. Да, Степанова? – Она ткнула стоящую рядом Нику в бок. – Скоро завоем тут с ней, веришь?

– А то нет! – усмехнулась Марина. – Конечно, верю.

– Ладно, шутки в сторону, – посерьезнела Ника. Ты давай выпей – и в баню. А то мы уже хо-о-рошенькие, а ты ни в одном глазу. Приводи себя в эквивалентное нам состояние. Ну, ноги в руки! Потом будете тренировать любимую мышцу.

– Ты о чем? – удивилась Лидка.

– Как о чем? – вытаращилась Ника. – О языке, конечно. Или ты, дорогая, не знаешь, что язык – это тоже мышца?

– Тогда я готова тренироваться вечно! – крикнула Марина, открывая дверь в баню. Вообще-то она не очень любила баню, у нее после парной частенько начиналась сильнейшая мигрень. Но если уж тебя пригласили именно попариться – придется париться. Марина потихоньку переоделась, сполоснулась под душем, с наслаждением подставив лицо теплым струям, вспомнила, как однажды они с Сашей здесь, в этой самой степановской бане, занимались любовью. Сколько лет прошло? Пять? Около того. Тогда, кажется, только появилась эта новая Степанова. От воспоминаний Марину и без жара парной бросило в жар. Хорошо еще, что дрова действительно давно прогорели, а эти две клуши так и забыли подложить новых для Марины. В парной было уже не так уж и жарко.

Когда Марина вышла, уже начинало вечереть. Солнце еще стояло высоко, его было видно из-за стены большого степановского дома, но оно уже не так жарило, в воздухе появилась сентябрьская прохлада, сырая, зябкая. Девчонки все еще торчали на улице, но на простыни накинули куртки. Осенью перепады температур значительные, легко простудиться, подумала Марина.