Ежевичное вино - [8]

Отец Джея, хлебный барон, сделавший состояние на «Тримбле», популярном диетическом хлебце, заработал все же недостаточно, чтобы компенсировать свое низкое происхождение, и прятал неуверенность в себе за завесой сигарного дыма и фальшивой бодрости. Его ист-эндского произношения и блестящих костюмов Джей также стыдился. Он всегда полагал, что принадлежит к иному виду, мужественнее, грубее. Но жестоко ошибался.

Их было трое. Выше Джея и старше — четырнадцать лет, может, пятнадцать, — они важно фланировали вдоль канала, шли самоуверенно, враскачку, как бы помечая территорию. Джей инстинктивно вырубил радио и скорчился в тени, возмущаясь хозяйским видом, с каким они расположились на плотине; один нагнулся и тыкал палкой в воду — нашел что-то; другой чиркал спичкой по джинсам, чтобы прикурить сигарету. Джей настороженно наблюдал за ними из древесной тени; в затылке покалывало. Они выглядели опасными — каста, в этих джинсах, ботинках на молнии и футболках без рукавов, члены клана, к которому Джей никогда не сможет принадлежать. Один из них — тощий, долговязый парень — нес винтовку, воздушку, и небрежно придерживал ее локтем. Его лицо было широким и алело прыщами вдоль подбородка. Глаза напоминали шарикоподшипники. Другой сидел вполоборота, и Джей видел валики жира, выпирающие из-под его футболки, и широкую полосу трусов, торчащих из-под низко посаженных джинсов. На трусах красовались самолетики, и почему-то это рассмешило Джея; сперва он тихо хихикал в кулак, но после не выдержал и пронзительно заржал.

Самолетики немедленно повернулся к нему, его лицо обмякло от удивления. Мгновение два парня смотрели друг на друга. Потом он ухватил Джея за рубашку.

— Чё это тут делает, а?

Двое других наблюдали с враждебным любопытством. Третий парень, паукообразный юнец с нелепыми бачками, шагнул вперед и с силой ткнул Джея в грудь костяшками.

— Ты чё, не слышал, чё я грю?

Их речь казалась чуждой, почти непонятной, смехотворным лепетом, набором гласных, и Джей обнаружил, что снова улыбается, почти смеется, и ничего не может с собой поделать.

— Ты чё, глухой, что ли, дебил? — настаивал Бачки.

— Простите, — произнес Джей, пытаясь высвободиться. — Вы так внезапно появились. Я вовсе не хотел вас напугать.

Все трое уставились на него еще пристальнее. Их глаза были того же никакого цвета, что и небо, — странно, переменчиво серые. Высокий парень демонстративно погладил приклад воздушки. Высокому было вроде как любопытно, почти весело. Джей заметил, что на кисти у него вытатуированы буквы, по букве на костяшку, образуя его имя или прозвище: ЗЕТ. Тут не профессионал работал, понял Джей. Парень сам наколол — циркуль и бутылочка чернил. Джею внезапно и пугающе четко представилось, как тот делал наколку, с упрямой, но довольной гримасой, одним прекрасным солнечным днем на последней парте во время урока английского или математики, пока учительница делала вид, будто ничего не замечает, хотя Зет не утруждал себя игрой в прятки. Так проще, думала учительница. Безопаснее.

— Напугать нас?

Блестящие глазки-шарикоподшипники закатились в притворном веселье. Бачки хихикнул.

— Закурить не найдется, пацан?

Говорил Зет небрежно, но Джей чувствовал, что Самолетики еще не отпустил его рубашку.

— Сигарету? — Он неловко пошарил в кармане, мечтая смыться, и вытащил пачку «Плейерс». — Конечно. Бери.

Зет взял две и передал пачку Бачкам, потом Самолетикам.

— Да ладно, оставьте себе.

В голове у Джея зазвенело.

— Спички?

Он достал коробок из джинсов.

— Тоже забирайте.

Закуривая, Самолетики подмигнул, как-то сально, оценивающе. Двое других подобрались поближе.

— А конфеток у тя нет? И ваще? — вежливо поинтересовался Зет.

Самолетики ловко зашарил по карманам Джея.

Сопротивляться было слишком поздно. Минутой раньше он мог бы воспользоваться преимуществом неожиданности — нырнуть между ними, например, рвануть к плотине и сбежать по путям. Но теперь было слишком поздно. Они почуяли страх. Жадные, ловкие пальцы энергично шарили по карманам Джея. Жевательная резинка, пара леденцов в обертках, монеты — все содержимое его карманов выкатилось в их подставленные руки.

— Оставьте! Это мое!

Но голос его дрожал. Он пытался убедить себя, что ерунда, пусть забирают, все равно ничего ценного им не досталось, — но безрадостная, омерзительная беспомощность, стыд не пропадали.

А потом Зет схватил радио.

— Ничё так, — прокомментировал он.

Джей совсем забыл о нем; в длинной траве в тени деревьев радио почти не было видно. Игра света, быть может, причудливое отражение в хроме, или же просто не повезло, но Зет заметил его, нагнулся и подобрал.

— Это мое, — сказал Джей почти неслышно, словно в рот набились иголки.

Зет глянул на него и ухмыльнулся.

— Мое, — прошептал Джей.

— Конечно, твое, приятель, — дружелюбно произнес Зет и подал ему приемник.

Их взгляды скрестились над радио. Джей протянул руку, почти умоляюще. Зет отдернул радио, совсем чуть-чуть, потом невероятно быстро и аккуратно ударил с лёта и запустил над головами широкой блестящей дугой. Мгновение оно мерцало в воздухе миниатюрным космическим кораблем, а потом рухнуло на каменный край плотины и разлетелось на сотни осколков пластика и хрома.