Эйзенхауэр. Солдат и Президент - [13]

Эйзенхауэр боготворил Коннера. Позднее он говорил, что три года в Панаме были для него "чем-то вроде адъюнктуры в военной науке... За свою жизнь я встречался со многими великими и добрыми людьми, но у Коннера я всегда буду в неоплатном долгу". Вирджиния Коннер отмечала: "Я никогда не видела более конгениальных людей, чем Айк Эйзенхауэр и мой муж". Коннер в отчете за 1924 год писал об Эйзенхауэре как "об одном из наиболее способных, квалифицированных и лояльных офицеров армии США"*8.

Панама принесла Эйзенхауэрам и счастье рождения второго сына. В начале лета 1922 года Мейми отправилась в Денвер с целью спастись от жары и родить ребенка в нормальной больнице. В июле Эйзенхауэр взял отпуск и 3 августа присутствовал при рождении Джона Шелдона Дауда Эйзенхауэра. Рождение Джона приглушило боль от смерти Айки; Эйзенхауэры были исключительно заботливыми родителями. Мейми, вспоминал выросший Джон, "так любила меня, что почти душила своей заботой", а Мейми в одном из интервью призналась, что "мне потребовалось много лет, чтобы справиться с собственной "удушающей любовью", только после того как у Джонни появились собственные дети, я перестала беспокоиться о нем". Его отец, суровый ("папу... я боялся до ужаса") и твердый в дисциплине человек, настолько опасался своего темперамента, что никогда и пальцем не трогал своего сына*9. Вместо этого он за проступки устраивал Джону довольно частые словесные выволочки. Но в целом они неплохо ладили, и, как только Джон подрос, Эйзенхауэр стал приучать сына к самым разным полезным делам, что не прекращалось до смерти отца.

В 1925 году Коннер, использовав все свое влияние в Военном министерстве, добился, чтобы майора Эйзенхауэра послали в командирскую и штабную школу (КШШ) Ливенуорта, штат Канзас. Весь следующий год Эйзенхауэр работал больше, чем когда-либо в своей жизни. Он непосредственно состязался с двумястами семьюдесятью пятью лучшими офицерами американской армии. Нагрузка, как и соперничество, была почти невыносимой. Слушатели рассматривали учебу в КШШ как награду и вызов одновременно, армия же видела в этом испытание. Школа была задумана не только для выяснения того, кто имел мозги, но и для определения способности выдерживать громадные нагрузки.

Метод обучения состоял в организации конкретных военных игр. Слушателям задавали задачи. Враждебное соединение такой-то силы и численности атакует или защищает позицию. Слушатели, командующие Синими, должны решить, какие действия необходимо предпринять. После представления ответа слушателю выдавалось одобренное решение. После этого слушатель вырабатывал план передислокации боевых частей и соответствующих действий вспомогательных служб — короче говоря, выполнял ту работу, которая, требуется от штаба в условиях войны.

КШШ славилась своими чудовищными нагрузками. Слушатели готовились к занятиям далеко за полночь. Напряжение было таким, что нервные срывы случались часто, а порой были и самоубийства. Эйзенхауэр находил атмосферу школы "вдохновляющей" *10.Он решил, что свежая голова важнее той, что забита массой деталей, а потому ограничился двумя с половиной часами вечерних занятий и ложился спать в полдесятого. Он подружился со старым знакомым по Форт-Сэму Леонардом Джироу. Они оборудовали командный пункт на третьем этаже в квартире Эйзенхауэров, стены комнаты были завешены картами, полки заставлены справочной литературой. В комнату не проникал ни один посторонний звук, семья доступа туда не имела.

Одно из первых воспоминаний Джона Эйзенхауэра было связано с вечерним вторжением в эту святыню. Он увидел, что его отец и "Джи" склонились над большим столом, темные очки защищали их глаза от яркого света лампы. "Я был слишком мал, чтобы видеть, что лежит на столе, но меня поразили громадные карты, развешенные по стенам. Двое молодых офицеров обсуждали тактические проблемы грядущего дня. Папа и Джи рассмеялись и выставили меня за дверь тотчас же" *11.

Эта учеба выявила в Эйзенхауэре лучшее — умение осваивать детали, не увязая в них, талант реализовывать идеи на практике, способность справляться (почти радостно) с перегрузками, профессионализм и чувство командного игрока (основное внимание в курсе обучения уделялось нормальному функционированию всей военной машины). Когда опубликовали окончательные итоги, Эйзенхауэр оказался первым в своем потоке. Джироу стоял вторым, всего на две десятых сзади.

Счастливый Эйзенхауэр оповестил об этом всех своих друзей. Поздравления обрушились лавиной. Фокс Коннер гордился своим протеже. Миссис Дауд телеграфировала: "Мой мальчик, какая радость. Я сообщаю новость всем, целую, мама" *12. Пэттон прислал Эйзенхауэру письмо с поздравлениями. "Это превосходно. И доказывает, что ливенуортская школа хороша, раз такой человек заканчивает ее первым". Он также отметил: "Пример Эйзенхауэра доказывает, что если человек долго размышляет о войне, то это может хорошо (Sic!) на нем сказаться!"

Затем Пэттон не удержался от предостережения. "Как бы ни была хороша школа Ливенуорта, она все же средство, а не цель". Поскольку сам он закончил эту школу на два года ранее Эйзенхауэра и продолжал работать над проблематикой КШШ, он предупреждал своего друга: "Я уже более не ищу одобрения своих решений, делаю то, что придется делать на войне". Развивая эту тему, Пэттон добавляет: "Ты помнишь, что мы очень много говорили о тактике и подобном, но никогда не опускались до конкретных людей. А именно: что побуждает воевать бедных солдат, которые и составляют большинство списков погибших, и в каком боевом полку они будут сражаться. Ответ на первый вопрос — командование, на второй — не знаю". Но он твердо знал, что любая доктрина, основанная на "тренированных супергероях, — вздор. Одинокий вояка даже с Божьей помощью ничего не сделает, если его не подкрепляет мощная артиллерия".