Эйтингон - [60]

Рюмин возразил:

— А вот Центральный комитет нашел эти данные вполне убедительными. — И тут же, выхватив папку из моих рук, с гневным видом удалился.

Ситуация, сложившаяся в Министерстве госбезопасности, была запутанной и крайне неопределенной. Министр Абакумов находился под арестом в «Матросской тишине». Однако его место оставалось вакантным — преемника не назначали. Когда я позвонил заместителю министра Огольцову с тем, чтобы обсудить с ним положение с Эйтингоном и его сестрой, он ответил:

— Это дело политическое, и рассматривать его можно лишь в ЦК.

По его словам, пока не будет назначен новый министр, он не будет подписывать никаких бумаг или отдавать какие-либо приказы.

После разговора с Огольцовым мне осталось только одно: позвонить Игнатьеву, тогдашнему секретарю ЦК партии, курировавшему работу МГБ — МВД. Он был членом созданной Сталиным Комиссии ЦК по реорганизации министерства после ареста Абакумова. Меня уже вызывали на одно заседание, и я, признаюсь, критиковал руководство министерства за ошибки в проведении разведывательных и контрразведывательных операций за границей, а также в Западной Украине и Средней Азии. Игнатьев тогда сказал, что готов, если потребуется, обсудить со мной тот или иной неотложный вопрос. Когда я позвонил ему, он, казалось, с радостью согласился принять меня в ЦК на Старой площади.

Встретившись с ним, я сказал, что обеспокоен попытками оклеветать Эйтингона и его сестру, приписав им националистические взгляды. Игнатьев вызвал в кабинет Рюмина с материалами на Эйтингона и его сестру. В моем присутствии Рюмин, открыв папку, начал зачитывать крайне невразумительные показания против Эйтингона и его сестры, в которых утверждалось, что они оба проявляют враждебность по отношению к советскому государству. На сей раз агентурные сведения, что Соня отказывалась лечить русских, даже не были упомянуты.

— Как члены партии мы обязаны, — сказал я, — оценивать людей не по слухам, а по их делам. Вот работа Эйтингона: организатор акции по устранению Троцкого в Мексике, создатель успешно действовавшей агентурной сети за границей, наконец, он является одной из ключевых фигур в обеспечении нашей страны секретной информацией об атомном оружии.

Рюмин молчал. Игнатьев прервал меня:

— Давайте оставим Эйтингона и его семью в покое.

После встречи с Игнатьевым у меня отлегло от сердца: я подумал, что с Эйтингоном и его семьей ничего плохого не произойдет.

Примерно месяц спустя Игнатьева назначили министром госбезопасности…»

В октябре 1951 года, возвратившись из очередной командировки в Литву, где ему удалось обезвредить руководство антисоветской подпольной организации, Наум Эйтингон оказался за решеткой. Его арестовали 28 октября по прямому указанию Игнатьева. А вскоре была арестована и его сестра. Ее приговорили к 10 годам тюремного заключения «за отказ лечить русских пациентов и содействие сионистскому заговору».

«Через несколько дней после ареста Эйтингона, — рассказывал позже Павел Судоплатов, — мне представилась возможность встретиться с Игнатьевым на совещании руководящего состава министерства. Отведя меня в сторону, он с упреком произнес:

— Вы ошибались насчет Эйтингона. Что вы сейчас о нем думаете?

До сих пор помню свой ответ:

— Моя оценка базируется на конкретных результатах работы людей и на линии партии».

А вот что рассказал об аресте своим детям сам Эйтингон спустя много лет (пересказ дочери Эйтингона Музы Малиновской):

«Вернувшись в Москву, он и его сотрудники направились к себе в управление. Какое-то время генерал провел в своем кабинете: ему нужно было написать отчет. Потом он позвонил жене и сообщил, что едет домой. Когда он вышел на улицу, то заметил, что за ним ведется слежка. Он был слишком опытным разведчиком, чтобы не понять, что стал объектом наружного наблюдения советской контрразведки. Цель ее была генералу ясна; он побродил по Москве, делая петли и меняя маршруты, и вскоре понял, что ему не уйти от преследования. Тогда он принял решение вернуться назад в управление. Он не хотел, чтобы его арестовали дома, — боялся, что пришельцы напугают детей: четырехлетнюю Музу и семилетнего Леонида.

В кармане у него были деньги, которые предназначались на нужды семьи. Он зашел к одному из своих приятелей и оставил деньги ему — для передачи жене, и только после этого вернулся на Лубянку. Там его уже ждали…»

Продолжая дальше свой рассказ, Муза Малиновская подчеркнула: «Детям сказали, что отец находится в командировке, для нас это было нормальным объяснением: ведь он так часто уезжал. Правда, на этот раз командировка, похоже, затянулась, но все же его отсутствие не воспринималось как что-то из ряда вон выходящее. Теперь мы понимаем, в каком постоянном страхе, скрываемом от нас, жила наша мать: ведь она узнала, что отец в тюрьме».

Эйтингону было предъявлено обвинение в том, что он якобы обучал врачей-заговорщиков ведению террористических действий против Сталина и членов советского правительства. Ордер на его арест подписал заместитель министра МГБ генерал-полковник Гоглидзе.

Полтора года генерал Эйтингон провел в тюрьме, ожидая расправы. Виновным себя ни в чем не признал.