Эйфория - [13]

Шрифт
Интервал

– А когда спрашиваете ее напрямую?

– Перестань, Нелл, – подал голос Фен. – Бога ради, он торчит тут вдвое дольше тебя.

– Все в порядке. Помощь мне не помешает. Эта старуха – единственная женщина в округе, которая отказывается говорить со мной.

– Даже через посредников, через родственников?

– Белые убили ее сына.

– Известно, при каких обстоятельствах?

– Ниже по реке произошла заварушка, нагрянули правительственные войска усмирять. Упекли за решетку полдеревни. Этот молодой человек просто приходил в гости к своим братьям и никакого отношения к потасовке не имел, но оказал сопротивление аресту. Умер от удара по голове.

– А вы возместили ущерб?

– В каком смысле? – не понял я.

– Вы предложили этой женщине что-нибудь, дабы исправить ошибку, совершенную людьми вашего рода?

– Эти подонки едва ли могут считаться моими родственниками.

– Для этой женщины именно так и есть. Они искренне считают, что таких, как мы с вами, во всем мире наберется не больше дюжины.

– Я подарил ей соль и спички и всеми способами, которые только мог придумать, старался завоевать ее расположение.

– У них существует формальный ритуал искупления вины?

– Понятия не имею.

Я определенно разозлил ее.

– Как можно восстанавливать людей против себя! Все это поймут и будут лукавить, отвечая на ваши вопросы, подстраиваться. Она же искажает все ваши результаты.

Фен весело хихикнул за нашими спинами:

– На этот раз ты управилась быстро. Думаю, это рекорд. Ну что, сложим костер из его записей?

Лицо Нелл вспыхнуло нежным румянцем.

– Простите, я… – Она беспомощно потянулась ко мне.

– Вы абсолютно правы. Я должен был выяснить, как можно возместить ее потерю.

Она явно не поверила ни моему тону, ни выражению лица и принялась вновь извиняться. Но меня совершенно не смутили и не рассердили ее слова. Скорее, наоборот. Я жаждал большего, жадно стремился к нему. Идеи, предложения, критика моего подхода. Фену, может, и доставалось этого с лихвой, но мне-то определенно не хватало.

– Давайте-ка займемся вашими боевыми ранениями.

Я пошел в дальнюю часть дома за аптечкой.

И услышал, как Фен сказал:

– Ну что, научила его основам шпионской работы, да?

Ответа Нелл я не расслышал. Когда я вернулся, она уже сидела рядом с мужем и лицо ее обрело прежнюю зловещую желтизну.

Фен не изъявлял желания заняться лечением жены, поэтому я взял для начала ее левую руку, с порезом на ладони. Непостижимо, как они могли столь легкомысленно относиться к подобным травмам. Сепсис – одна из величайших опасностей работы в поле.

Фен, должно быть, углядел что-то в моем лице.

– Наши лекарства улетучились за неделю, – сообщил он. – Всякий раз, как мы получали посылку, Нелл расходовала мази и таблетки на болячки и царапины своей малышни.

Я залил порез йодом, смазал дезинфицирующей мазью и плотно перевязал. Ее рука сначала лишь робко касалась моей, но быстро расслабилась и доверчиво опустилась мне в ладонь.

Должен признаться, я не спешил. После пореза занялся мелкими ранками: две на руке, одна на шее и – она закатала штанину – еще одна на правой лодыжке. Мне показалось, что это все же не лейшманиоз, а маленькие тропические язвы. Возможно, на теле были еще, но я не решился просить ее раздеться. От лихорадки дал ей аспирин. Фен наблюдал за процедурой, пока глаза его не начали закрываться.

– Вы должны позволить мне извиниться за то, что я наговорила, – сказала она. – Насчет листьев.

– Официальная церемония возмещения ущерба требует принесения клятвы, что вы оба не сбежите к аборигенам.

Она торжественно подняла забинтованную руку:

– Клянусь.

– А теперь расскажите мне, что там произошло с мумбаньо. Если вы, конечно, не засыпаете.

– Я вполне отдохнула в каноэ. Спасибо, что заботитесь обо мне. Мне гораздо лучше. – Она наконец отхлебнула виски. – А вы про них знаете, про мумбаньо?

– Никогда даже не слышал.

– У Фена о них абсолютно иное мнение.

Ее ранки поблескивали от бальзама, которым я их смазал.

– Изложите свое.

Вопрос, казалось, ее обескуражил, как будто бы я просил тут же, на месте, написать монографию о мумбаньо. Но когда я уже решил, что сейчас она сошлется на усталость, Нелл вдохновенно начала. Это было богатое племя, в отличие от анапа, которым ежедневно приходилось бороться за выживание. Их реки полны рыбы, и вдобавок они выращивают практически весь табак, что поставляет эта область. Они буквально утопают в изобилии пищи и деньгах-раковинах. Но при этом пугливы и агрессивны, на грани паранойи, и терроризируют соседей внезапными нападениями и угрозами.

– Я никогда прежде не испытывала неприязни к целым народностям. Почти физического отвращения, гадливости. Я не новичок в этих краях. Видела смерти, жертвоприношения, жуткие раны с трагическим исходом. Я не… – Она взглянула на меня затравленно. – Они убивают своих первенцев. Убивают всех близнецов. Не ритуально, нет, никаких обрядов, никаких эмоций. Просто швыряют их в реку. Выбрасывают в кусты. А к тем детям, которых все же сохраняют, они абсолютно безразличны. Носят их под мышкой, как газету, или суют в тесные корзинки и закрывают крышкой, а когда ребенок плачет, просто скребут по корзинке снаружи. И это предел нежности, это их царапание по корзине. Когда девочки достигают семи-восьмилетнего возраста, отцы вступают с ними в сексуальные отношения. Неудивительно, что они вырастают подозрительными, злопамятными, мстительными убийцами. А Фен…


Еще от автора Лили Кинг
Писатели & любовники

Когда жизнь человека заходит в тупик или исчерпывается буквально во всем, чем он до этого дышал, открывается особое время и пространство отчаяния и невесомости. Кейси Пибоди, одинокая молодая женщина, погрязшая в давних студенческих долгах и любовной путанице, неожиданно утратившая своего самого близкого друга – собственную мать, снимает худо-бедно пригодный для жизни сарай в Бостоне и пытается хоть как-то держаться на плаву – работает официанткой, выгуливает собаку хозяина сарая и пытается разморозить свои чувства.


Рекомендуем почитать
Приключения техасского натуралиста

Горячо влюбленный в природу родного края, Р. Бедичек посвятил эту книгу животному миру жаркого Техаса. Сохраняя сугубо научный подход к изложению любопытных наблюдений, автор не старается «задавить» читателя обилием специальной терминологии, заражает фанатичной преданностью предмету своего внимания, благодаря чему грамотное с научной точки зрения исследование превращается в восторженный гимн природе, его поразительному многообразию, мудрости, обилию тайн и прекрасных открытий.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


«Жить хочу…»

«…Этот проклятый вирус никуда не делся. Он все лето косил и косил людей. А в августе пришла его «вторая волна», которая оказалась хуже первой. Седьмой месяц жили в этой напасти. И все вокруг в людской жизни менялось и ломалось, неожиданно. Но главное, повторяли: из дома не выходить. Особенно старым людям. В радость ли — такие прогулки. Бредешь словно в чужом городе, полупустом. Не люди, а маски вокруг: белые, синие, черные… И чужие глаза — настороже».


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.


Суета. Роман в трех частях

Сон, который вы почему-то забыли. Это история о времени и исчезнувшем. О том, как человек, умерев однажды, пытается отыскать себя в мире, где реальность, окутанная грезами, воспевает тусклое солнце среди облаков. В мире, где даже ангел, утратив веру в человечество, прячется где-то очень далеко. Это роман о поиске истины внутри и попытке героев найти в себе силы, чтобы среди всей этой суеты ответить на главные вопросы своего бытия.