Эйфельхайм: город-призрак - [155]

Когда Эрнандо полчаса спустя вошел к ней, зашвырнул кепку на книжную полку и уронил рюкзак рядом со столом, она так глубоко была погружена в свои мысли, что даже не заметила его. Он смотрел на нее какое-то время, а потом расположился рядом, приводя в порядок выписки перед лекцией по нуклеонике.

— Все потому, что время квантовано, — сказала Шерон, выведя Эрнандо из его размышлений.

— Что? Время квантовано? Да, полагаю. Почему нет?

— Нет, это я о красном смещении. Почему галактики разбегаются на дискретных скоростях. Вселенная распыляется.

Эрнандо повернул стул лицом к ней:

— Верно.

— Хорошо, энергия вакуума. Лямбда Эйнштейна, та самая — он еще называл ее своим самым большим промахом.

— Космический выдуманный фактор, который он вбросил, чтобы получить желаемый результат.

— Правильно. Поэтому Эйнштейн и был гением. Даже его ошибка оказалась блестящей. Лямбда все быстрее и быстрее разносит галактики друг от друга. Но количество энергии в вакууме зависит от скорости света — и наоборот.

— Похоже, именно это предполагает твоя теория.

Она пропустила мимо ушей его сомнения.

— Если скорость света падает, возможное количество энергии, содержащееся в вакууме, сокращается. Так куда уходит излишек?

Эрнандо поджал губы и принял задумчивый вид.

— За пределы Вселенной?

— Нет, внутрь Вселенной. В обычную радиацию и материю. В облака частиц и микроволны, звезды, планеты и галактики, в китов, птиц и профессоров колледжей.

Постдок присвистнул:

— Большой взрыв в себе…

— И без дурацкого поля инфлатона в качестве эпицикла. Квантованное время — единственное, что объясняет интервалы длинноволнового смещения.

— Разрешающая способность измерительных приборов? — предположил Эрнандо. — Ограниченное число примеров? Нерепрезентативные примеры?

— То же самое сказали Тиффту,[268] когда он открыл это. И… его оппоненты были во многом правы, но не смогли побороть ортодоксию, цепляясь за существующую догму. Смотри, свет квантован, пространство квантовано, почему время должно быть исключением? Оно — всего лишь другое измерение континуума.

— О, это убедительный аргумент. Кроме того, если ты права, то он не совсем континуум.

— И вот почему в красном смещении есть интервалы. То, что выглядит как непрерывная картинка кинофильма, на деле всего лишь серия кадров. Во вселенной есть «трещины».

Мужчина засмеялся:

— И что же в этих «трещинах»?

— Разве тебе не хочется это узнать? Целые вселенные, я думаю. Параллельные миры.

Эрнандо вздернул голову, задумался и, наконец, спросил:

— Объективные свидетельства?

— А здесь твой выход.

— Мой? — Он явно встревожился, словно Шерон намеревалась отправить его в один из этих параллельных миров.

— Тебе нужно построить мне измеритель хрононов.

— Ну конечно, завтра после двухчасовой лекции я абсолютно свободен. Я полагаю, что хронон это…

— Квант времени.

Он поразмыслил над этим:

— Хорошенькое дельце. Но как вообще засечь нечто подобное?

— Ты и я, Эрнандо, нам предстоит это вычислить. Только подумай. Однажды ты сможешь прогуляться на другую планету или в параллельный мир.

Постдок фыркнул:

— У меня есть чем заняться в этот уик-энд.

Она откинулась на спинку стула, уверенная, что ей удалось зацепить его вечно сомневающийся разум. Каждый энтузиаст нуждается в скептике, иначе Шерон давно вышла бы из-под контроля.

XXV Июль, 1349 Непраздничные дни

Лошадь не хотела бежать, и ее неохотный шаг стал компромиссом между жаждой Дитриха сорваться в галоп и желанием скакуна никуда не двигаться. Когда они достигли площадки перед воротами на луг, где кусты уступали место открытому пространству, кобыла увидела распущенные, разбросанные ветром, наполовину сложенные копны сена и свернула с дороги, попытавшись мордой сбить веревочную петлю с воротного столба.

— Если ты так голодна, кума-лошадь, — сдался Дитрих, — то не выдержишь путешествия. — Наклонившись вниз, он снял запор, и животное затрусило на луг, словно ребенок, которому показали праздничный пирог.

В нетерпеливом ожидании, пока серая насытится, пастор поддался любопытству и направился к седельным сумкам, чтобы узнать, кому, помимо Господа, обязан этим даром. Покопавшись, священник обнаружил льняной орарь, выкрашенный в ярко-зеленый цвет и окантованный золотой нитью в виде крестов и христограмм. Под ним еще лежали другие церковные одеяния удивительной красоты. Дитрих сел в седло. Какого еще знака можно желать, что этот дар послан именно ему?

Когда кобыла наелась досыта, пастор направился под сень Большого леса. Там протекал ручей, где лошадь могла напиться, а балдахин из листьев давал облегчение в этой ужасной жаре.

Священник не входил в лес с самого отправления корабля крэнков, а лето изменило все вокруг. Воздух полнился благоуханием ясменника и дикой розы. Жужжали пчелы. За молодой порослью стали не видны многие из зарубок Макса. И все же лошадь, казалось, стремилась к какой-то цели. Дитрих предположил, что она почуяла воду, и отпустил поводья.

Невидимые создания стремглав бросались с их пути, шурша в кустах и орешнике. Синекрылая птица наблюдала за его приближением, прежде чем улететь. Петрарка, как говорили, находил успокоение в природе и однажды забрался на гору Вентус близ Авиньона с одной лишь целью — полюбоваться видом с вершины. Возможно, необузданность его сочинений, искажения и оскорбления были отчасти связаны с любовью к диким местам.