Эй, вы, евреи, мацу купили? - [37]

И вдруг, Илья отключился от бледного очкарика. Вот он в новой школьной форме, а к нему наклоняется папа, пахнущий духами, а над ними высокое небо и играет оркестр.

Папа приехал, товарищ следователь. Такое бывает не каждый день.

Сходим – посмотрим синагогу, потом в гастроном на Горького – бутылку «Столичной», горячий хлеб и закусон, и отметим еще один раз его, Ильи, рождения. Если евреи отмечают каждую неделю субботу, то может он отпраздновать свой день рождения еще раз с папой, елки – моталки.

Он вздохнул аж до кишок и засмеялся просветленному небу.

С папой каждый день – рождение.

Ханука

Когда жизнелюбивый мальчик растет среди недоделанных родителей, кто прикрутит к валенкам коньки? То-то и оно. Вытаскиваешь шнурки из дедовых ботинок, и пока он спит – суббота! – стальные лезвия на валенках, варежки, душегрейка – а что еще надо, чтобы прокатиться по первому льду?!

Лед в снежном пуху, а солнце в тумане. Толчок, рывок, коньки – в одну сторону, сам – в другую. Эх, шнурочки, старые шнурочки лопнули.

А для деда, кто собрался идти молиться в дом чернобыльского шойхета Янкеля, шнурочки незаменимы. Где они? Как идти без шнурков в этих спадающих ботинках? Ну, не будем о грустном.

Волнение готовило старика Зусю к хануке. Тубэлэ надела белую косынку, Лева и Софка дергали ее за юбку, но она умудрилась зажечь керосиновую ханукию.

В этом году ханукка почти совпала с рождеством. Не совпала, слава Богу, а – почти. Чернобыльцы календарем не пользовались и правильно делали Раз снег выпал, мороз нагрянул, значит, хлопцам пора калядовать, а еврейским детям просить ханука – гелт. У христиан светились огоньками елочки, а у евреев зажглись ханукальные свечи.

Зуся, закрыв глаза и листая бороду, молвил благословения.

– Арье, – иногда он так называл внука, – махт натилас ядаим.

Говоря попросту – надо мыть руки.

До краев наполнил кружку водой. Три раза слил на одну руку, три раза – на другую. Не заговорит, пока не отломит ломтик хлеба, обмакнув в солонку.

Нужно есть не спеша, как бы ни был голоден. Воздержание и умеренность означают святость.

Семен в черном костюме, белой рубашке с желтым галстуком сидел между детьми. Всегда первым запевал «Шалом алейхем».

Шалом алейхем

Мальахет гашарет

Мальахей эльйон

Мимелех малхей гамлахим

Гакадош Барух Гу.

Тубэлэ тихо перевела Леве: «Мир вам, ангелы Всевышнего…» В разных семьях «Шалом алейхем» пели по-разному: где каждый куплет по три раза, стоя и взявшись за руки, или сидя, обнявшись за плечи, а где – в ритме джазменов. Сытый и старый еврей поет медленно нараспев, а молодой и голодный джазмен ногам покоя не дает.

Семен увязался помогать теще. Не мужское это дело, но Тубэлэ подбадривала Семена.

В конце концов, зачем в праздник спорить, кому носить тарелки с бульоном?

Посреди трапезы пришли старший брат Зуси Янкель с женой Блюмой.

Янкель играл на трубе в кинотеатре «Смычка» – смычка города с деревней.

– Зуся, я хочу помолиться в твоей комнате.

– Мы тебе на «маарив» даем пять минут, – подмигнула Тубеле – Бульон стынет, а разогревать уже никто не будет.

– Пока Янкель молится, Семен расскажет детям о Ханукке. – сказал Зуся.

– ТАНАХ молчит о Ханукке. По-гречески «Энкайния» – обновление, а по-еврейски «Ханукка» – освящение. – Семен, видать, не врубился в просьбу Зуси и затараторил как пономарь – Письменных свидетельств той эпохи о Ханукке не сохранилось. У Иосифа Флавия слово «Ханукка» не упоминается, а праздник называется «Светочи», потому что спасение пришло мгновенно, как свет от зажженного огня.

Дети забились в угол у теплой печки и крутили на половице крошечный деревянный дрейдл-волчок – четыре грани разрисованы еврейскими буквами: гимел, далет, гей, тет. На «тет» ты все проигрывал, все твои денежки летят в тухес. Такие дела. Мальчишки умели так раскрутить дрейдл, что он долго-долго вальсировал между горками медяков – ханукп – гелт.

Видать, взрослые про них забыли. И это было лучшее, что они могли сделать.

Захмелевший крошечный сапожник Шая клевал-клевал носом и бабах лбом о стол.

Да и то, столько самогонки выпито! Старый еврей как выпьет, так об Талмуд ударяется.

– В Талмуде сказано: Хасмонеи вошли в Иерусалим и восстановили порядок храмовой службы. Так? – обратился Зуся к зятю.

– Фундаменталисты победили либералов – ляпнул Семен.

– Это как?

– Бородатые безбородых.

Семен – безбородый инженер-технолог вагоноремонтного завода им. газеты «Правда».

А Зуся – бородатый хасид – торговал на базаре мылом, гвоздями, пряниками.

Семен ходил в ботинках прикрученных проволокой, а Зуся всю семью содержал, на «черный день» еще откладывал.

– Чья, говоришь, победа?

– Фундаменталистов.

Зуся только крякнул – так мол либералам и надо.

– И установили жестокую власть. Разобрались с либералами, потом с фарисеями, – Семен похоже задумал испортить праздник – …взяли Хеврон и сожгли…взяли Ашдод и разграбили…

– Ну, Иосиф Флавий – не Талмуд, – буркнул Зуся. – Янкель, разливай самогонку. Шая, проснись!

Но Семен уже закусил удела.

– Иоанн Гиркан огнем и мечом прошел по Идумее и обратил их в иудейскую веру.

– Кто ж такое читает в йом-тов? – возмутился Янкель, но налил Семену по самую каемку стакана. – У тебя есть книги Маккавеев?