Эй, вы, евреи, мацу купили? - [35]

– Вам повестка в КГБ на допрос. Собирайтесь.

Аптекарь мгновенно вспомнил статью в «Известиях» о «предателях и шпионах»: Лернер, Щаранский.

– Такая срочность?

– Как говорится, куй железо, пока горячо.

– У меня сегодня день рождения, между прочим.

– Я вас поздравляю. Собирайтесь.

Майское солнце рассыпалось ромашками в траве. Напрасно. И березы зеленели напрасно, напрасно красные флаги болтались на ветру. В глазах у Аптекаря было черно.

КГБ знало о нем все: он не очень хорошо знаком со Щаранским. Толя намного моложе Ильи, а главное, Аптекарь не входил в Хельсинскую группу. Они уважали и симпатизировали друг другу, но пути их пересекались очень редко.

В Лефортово в тускло освещенном коридоре десятки ожидантов маялись одиноко и безучастно, как рыбы в аквариуме. Ужасно хотелось пить. Наконец, дежурный офицер проводил Илью в холл и остановился перед стальной дверью.

Он набрал код, дверь открылась. Они вошли и дверь беззвучно захлопнулась у них за спиной. Шли по коридору, с обеих сторон больничного цвета двери с вмонтированными красными зажженными лампочками. Ведутся допросы.

Илью отвели в один из дальних кабинетов: голое окно, стол с телефоном и с молодым лейтенантом, протирающим очки; сейф в углу.

– Присаживайтесь, Илья Яковлевич.

– И на том спасибо.

– Так у вас сегодня день рождения! – заглядывая в паспорт Ильи, улыбнулся следователь.

– Какая разница, – Илья хрустнул шеей. – Вы же вызвали меня не для поздравлений.

– Как знать, Илья Яковлевич. Вы знаете Анатолия Щаранского?

– Да.

– Как давно вы знакомы?

– Не знаю.

– Не помните Овражки, где Александр Лернер вас с ним познакомил?

– Какое это имеет значение?

– Вы присутствовали обсуждали поправку Джексона против СССР?

– Не помню.

– Вы подписывали какие-нибудь просьбы в Американский Конгресс?

– Не помню.

– Ну то, что у вас сегодня день рождения, вы помните?

– Спасибо, что напомнили.

– Ну, полно вам старика из себя корчить. Сорок лет для программиста – лучшие годы, а, может быть, помните чья идея анкетировать отказников с указанием должности и места работы?

– Не знаю.

– Или не помните?

– Не знаю.

– Идея Щаранского?

– Не знаю.

– Вам говорить: не помню – стыдно. Уж лучше так. Разведывательные анкеты передали на Запад. Это классифицируется как шпионаж.

Мучения длились до полудня. Лейтенант не мог заставить Аптекаря сказать что-либо конкретное про Щаранского. Этот очкарик, казалось, не очень то и старался. Он повторял вопросы спокойным тоном, как будто устал от всего этого бессмысленного разговора так же как и Аптекарь. И вдруг резко открыл ящик стола и отпечатанный лист бумаги протянул Илье.

– Ладно, не могли бы вы подписать это?

«Я, Илья Яковлевич Аптекарь, хочу проинформировать отдел допроса КГБ о следующих фактах: я знаю Анатолия Щаранского долгое время, хотя не могу сказать точно, сколько. Наше знакомство стало результатом подачи нами обоими заявлений на выдачу выездных виз, и наших совместных прошений в западные организации, в частности в Конгресс Соединенных Штатов. Я присутствовал на встрече с американскими сенаторами в гостинице Метрополь, где Щаранский выступал как переводчик….»

– Нет. Я не буду это подписывать.

– Почему нет? – лейтенант улыбнулся и снял очки.

– Я не хочу информировать вас ни о чем.

– О, ну если вы считаете, что там есть ошибки, вот ручка. Можете просто их исправить.

– Ошибки тут не в деталях, а во всем тексте. Я не говорил, что присоединялся к какой-либо деятельности со Щаранским. Вообще я не делал тех заявлений, которые здесь написаны.

– Так, Илья Яковлевич! Я боюсь, что вы не понимаете ситуацию. Мы знаем, что Вы виновны по тем же пунктам, что и Щаранский, в конце концов вы покрываете его. Вы бы лучше постарались с нами сотрудничать. Вот подпишите этот протокол. Вам разрешается поменять все, что хотите. Если вы желаете, вы может написать от руки за своей подписью: «Я отказываюсь от своих показаний».

– А так просто не отпустите?

– А так просто я отпускаю вас на обед, а паспорт ваш останется у нас.

– На обед куда?

– Куда-нибудь, – улыбнулся очкарик.

На другой стороне Лефортово Илья зашел в столовую. Пахло борщом и вареными сардельками. Та еще симфония. Взял макароны по-флотски, а мухи сами прилетели. Столько мух он никогда не видел. От мух отмахивался и Лазарь Хейфец с сардельками. Он не спускал глаз с Ильи. Илья его заметил, но делать нечего, подошел к телефону-автомату и позвонил контактному лицу на такие случаи.

– Сообщите Маше, что я задерживаюсь на допросе…

Когда он вернулся в Лефортово, следователь уже знал о его звонке.

– Вы знаете, что вам запрещено разглашать любые сведения о допросе без письменного разрешения следователя. Процедура расследования должна держаться в тайне до момента суда. Это просто предупреждение для того, чтобы вы не нарушали закон, хотя мы оба хорошо знаем, что вы никогда не были нарушителем.

Прошел час-другой, в комнату вошел полковник.

– Мы не играем здесь в игры, – сказал он. – Чем быстрее вы подпишете, тем лучше для Вас.

В восемь вечера Аптекарю вручили повестку на 10 мая.

Дорога домой из Лефортово на улицу Винокурова казалась бесконечной. Москвичи уже во всю праздновали День Победы.