Extremes. На пределе - [27]

На таких операциях анестезиолог чувствовал себя пилотом в горящем самолете: ему было необходимо продержаться в воздухе достаточно долго, чтобы хирург успел сбить пламя и погасить пожар.

Порой кровопотери составляли до полутора литров в минуту — потеря такого объема может за считанные секунды опустошить кровеносную систему пациента и привести к остановке сердца. И хотя физиология геморрагического шока в те годы была недостаточно изучена, бригада Харкена понимала, как важны массивные переливания крови для сохранения жизни больного.

Кровь доставляли в стеклянных флаконах. Однако при таких стремительных кровопотерях требовалось нечто большее, чем могли обеспечить обычные капельницы, — жидкость из них капала неторопливо, под действием силы тяжести. Пытаясь ускорить процесс подачи крови через узкие трубки, анестезиологи накачивали воздух в свободное пространство во флаконе. Так удавалось повысить давление во флаконе и увеличить скорость движения жидкости. Иногда в спешке давление подавали слишком большое, так что флакон лопался и по всей операционной разлетались окровавленные осколки.

Харкен тем временем полностью сосредоточивался на поиске безопасных путей к сердцу, а затем и внутрь его. Он уже усвоил из опыта, что порой даже простое прикосновение к этому органу способно вызвать нарушение ритма и оказаться роковым. Как и Грей Тернер, он знал теперь и об опасности смещения сердца и изменения его положения. Харкену удалось разработать методику доступа к сердцу, позволявшую хоть в некоторой степени уменьшить неизбежное при этом кровотечение: он прошивал обе стороны каждого надреза длинными нитями. Ассистент затем мог их затягивать или отпускать, регулируя ширину просвета. Таким образом Харкену удавалось извлекать пули и осколки почти из любого места, куда они попадали.

За десять месяцев напряженной работы Харкен извлек не меньше 134 инородных тел из сердец раненых солдат. Трудиться приходилось в лихорадочном темпе, Харкен и его ассистенты оперировали практически круглосуточно, в редкие моменты затишья спали здесь же, на импровизированных койках. Потребность в хирургии грудной клетки намного превосходила количество специализированных бригад. Нередко Харкен днем оперировал, а ночью выезжал с дублирующей бригадой по вызову в другие госпитали, где требовалось его мастерство торакального хирурга. Невероятно, но, несмотря на пугающие слухи об опасности подобных вмешательств, риске массивных кровотечений и всевозможных осложнений, среди пациентов, которых прооперировал тогда Харкен, не было ни одного — ни одного! — летального исхода.

Опыт, полученный в Стоуэлл-парке, изменил дальнейшую судьбу Харкена. В Англию он уезжал хоть и полным надежд, но безо всякой уверенности, что ему удастся осуществить операции на внутренних структурах сердца. В конце войны Харкен возвращался в Соединенные Штаты, уже твердо зная, что кардиохиругия отныне — свершившийся факт. На сей раз медицинскому сообществу придется принять это к сведению и задуматься. Документы свидетельствовали неопровержимо: путь к сердцу отныне открыт — благодаря исследованиям майора Дуайта Эмери Харкена.

***

Период Второй мировой войны оказался отмечен не одной, а двумя Нобелевскими премиями за успехи в антибиотикотерапии. В 1939 году награды удостоился немецкий патолог и бактериолог Герхард Домагк за разработку доступных антибактериальных препаратов — сульфаниламидов (правда, нацистские власти запретили ученому получать ее). А в 1945 году премия досталась Эрнсту Борису Чейну, Говарду Флори и Александру Флемингу за открытие пенициллина. Эти достижения определили будущее кардиохирургии не в меньшей степени, чем развитие хирургических методов. Бактериальный эндокардит, считавшийся доселе неизлечимым заболеванием с почти 100%-ным уровнем смертности, прекрасно, как выяснилось, поддавался лечению антибиотиками. Непобедимого врага, с которым Харкен намеревался справиться своими операциями, больше не существовало. Но военный опыт американского хирурга научил его тому, что сердце можно открыть и исправить. Теперь Харкен сконцентрировался на пороках митрального клапана — в те годы даже опытные хирурги боялись и приблизиться к этой неизученной территории.

Митральный клапан, если посмотреть на него снизу, когда он открывается в левый желудочек, похож на улыбающийся рыбий рот с «губами» из мышечной ткани длиной около 30 мм. Этот тонко отрегулированный механизм нужен, чтобы кровь текла только в одном направлении, из предсердия в желудочек. Без системы собственных клапанов сердце было бы простой помпой, качающей кровь как в одну сторону, так и в другую.

Створки митрального клапана часто повреждаются в результате детского ревматизма. Бывает, что, если не лечить больное горло, обычная простуда может привести к распространению инфекции и запустить реакцию иммунной системы, при которой организм атакует свои же ткани. В результате «артиллерия бьет по своим» — наши защитные механизмы перестают отличать собственные клетки от чужаков-захватчиков, начинается хаос, и атаке подвергаются кожа, суставы, глаза и даже сердце.