Европолис - [7]

* * *

Высохший старик, кожа да кости, подошел к капитанскому столу. Он едва двигался, еле-еле переставляя заплетающиеся ноги. Похожая на тыкву голова была прикрыта выгоревшей феской, верх которой свисал набок. Голова его клонилась на сторону: ее перетягивала свисавшая до самого плеча большая черная кисть, какую носили на фесках греческие солдаты. Он был самым старым лоцманом в порту. Еще во время Крымской войны служил он на русском флоте.

— Дайте-ка местечко Тони Барба да налейте ему для подкрепления хиосской мастики, — распорядился один из лоцманов Европейской комиссии.

— Ты что, — перебил его старший лоцман, — разве не знаешь, что старик мастику терпеть не может? Он пьет только настоящее дузико[9].

Старик неуверенно и с опаской, словно боясь рассыпаться на составные части, осторожно присел на стул. Откашлявшись и прочистив горло, он опрокинул стаканчик греческой водки, почти чистого спирта. Эта отрава, приготовленная где-то на островах, как огонь обожгла его глотку. Высохшее, морщинистое лицо старика перекосилось и на мгновенье стало похоже на маску сморщенной старухи.

— Эй, Барба Тони, слышал новость? Из Америки возвращается Никола Марулис, брат Стамати. Ты когда-то знал его! Не забыл еще?

— Хе! Поглядим, вспомнит ли он меня! Кто первым дал ему в руки руль? Это я был первым его учителем. Я был еще молод, а он так совсем ребенок, когда я приехал сюда. Это было еще при турках, после паденья Севастополя. Я его взял юнгой на первую землечерпалку, которая углубляла канал… Тогда еще работал, как его… Ну, тот из Комиссии, как его звали… старший инженер… англичанин с бородкой…

— Сэр Чарльз Гартлей, — подсказал старший лоцман, добродушно улыбнувшись.

* * *

Главное событие дня вызвало определенный интерес, некоторые эмоции и даже ревность и среди румын, собравшихся за столиком начальства.

Господин Тудораки, начальник таможни и ярый националист, громче всех высказывался против греков, обогатившихся «за счет румынского пота», хотя его жена, известная в порту под прозвищем Львицы, была гречанкой родом из Галаца.

— Я их не выношу, — гремел начальник таможни. — И насколько мне позволяет строгость закона и существующих уложений, я им прижимаю хвосты, как только они попадаются мне в лапы, конечно, в рамках законности и действующего таможенного тарифа.

Злой, побагровевший от зависти, он тяжело дышал, продолжая с жаром рассуждать:

— Этого нам не хватало… Вот посмотрите, как они теперь раздуются от гордости… К ним и сейчас-то на кривой кобыле не подъедешь, а уж когда начнут ворочать американскими долларами, то все здесь приберут к рукам, это в нашем-то порту, на земле, которая называется румынской.

— Напрасно кипятитесь, господин Тудораки! Нам действительно не сравниться с греками в торговых делах. Народ они древний, отшлифованный тысячелетиями, — возражал Петрэкел Петрашку, красивый мужчина с военной выправкой и напомаженными белокурыми усами. Последний отпрыск одного из древнейших боярских родов средней Молдовы, он стал начальником полиции, выйдя в отставку в чине лейтенанта после знаменитой забастовки кавалерийских офицеров при Жаке Лаховари, как говорил он сам. Злые же языки утверждали, что Петрашку пришлось покинуть полк после скандала, ставшего знаменитым в истории румынской армии: он был «застигнут на месте преступления с женой высшего офицера». Прирожденный аристократ с изящными манерами, отлично говорящий по-французски, обворожительный с прекрасным полом, ловкий и обходительный, Петрэкел снискал себе симпатии всех независимо от национальности и даже пользовался благоволением Дунайской комиссии, что было необычайной редкостью. Его слабостью, как заявлял он, улыбаясь, был господин Тудораки, которого своими шуточками он приводил просто в отчаяние.

— Разве вы не видите, что вся сила греков сосредоточена не у них на родине, а за ее пределами, за границей. Их богачи живут в Стамбуле, Каире, Марселе, Лондоне, в Америке…

— А разве в нашей бедной Румынии не то же самое? Я, можно сказать, чистокровный румын, а меня грабят в моей родной стране… А они явились неведомо откуда и гребут денежки… Браво, это мне нравится, — красный от ярости, прохрипел начальник таможни.

Но Петрэкел не сдавался.

— Должен заметить, что греки в своем роде правы, когда утверждают, что они были первыми жителями данных берегов. Разве вы забыли про путешествие аргонавтов, искавших где-то здесь золотое руно?

— Откуда вы извлекли эту сказку? И откуда вам известно, что эти самые аргонавты были греками? — прервал его уязвленный начальник таможни, вытирая пот со лба тонким шелковым платком, взятым как образец из тюка, задержанного на таможне.

Когда спор был в самом разгаре, появился комендант порта, словно специально для того, чтобы распутать историю с аргонавтами, о которых таможенник ничего не слыхал со времен гимназии, когда учился в родном городе Фэлтичень.

— Добро пожаловать, капитан! Как человек начитанный и бывалый, разъясните нам всю эту историю с золотым руном.

Комендант порта, свежевыбритый, одетый с ног до головы во все белое, смахнул со стула пыль носовым платком и с обворожительной улыбкой сел за «капитанский столик». Гордый тем, что может показать свою эрудицию, он начал объяснять, как в древности добывали золото в реках и как промывали его на овечьих шкурах.