Европейские поэты Возрождения - [120]

А он — моя последняя отрада,

В разлуке с ним я потерял покой.

Не мил ему ошейник золотой,

Бубенчик медный — лучше нет наряда;

А нужен выкуп — вот тебе награда:

Теленок, будет год ему весной.

Ты доказательств просишь? Вот приметы:

Глазенки с поволокой, как спросонок,

Шерсть темная, сплошные завитки.

Хозяин — я. Чтобы проверить это,

Пусти его — ко мне придет ягненок

И будет соль лизать с моей руки.

«Терять рассудок, делаться больным…» Перевод Вл. Резниченко

Терять рассудок, делаться больным,

Живым и мертвым стать одновременно,

Хмельным и трезвым, кротким и надменным,

Скупым и щедрым, лживым и прямым;

Все позабыв, жить именем одним,

Быть нежным, грубым, яростным, смиренным,

Веселым, грустным, скрытным, откровенным,

Ревнивым, безучастным, добрым, злым;

В обман поверив, истины страшиться,

Пить горький яд, приняв его за мед,

Несчастья ради счастьем поступиться,

Считать блаженством рая тяжкий гнет, —

Все это значит: в женщину влюбиться;

Кто испытал любовь, меня поймет.

«Ну, Виоланта! Задала урок!..» Перевод С. Гончаренко

Ну, Виоланта! Задала урок!

Не сочинил я сроду ни куплета,

А ей — изволь сонет. Сонет же — это

Геенна из четырнадцати строк.

А впрочем, я четыре превозмог,

Хоть и не мыслил о судьбе поэта…

Что ж, если доберусь я до терцета,

Катрены не страшны мне, видит бог.

Вот я трехстишья отворяю дверь…

Вошел. И не споткнулся, право слово!

Один терцет кончаю. А теперь,

С двенадцатым стихом — черед второго…

Считайте строчки! Нет ли где потерь?

Четырнадцать всего? Аминь! Готово.

«Король — легенда есть — был деревом пленен…» [469] Перевод Федора Кельина

Король — легенда есть — был деревом пленен,

А юноша один так с мрамором сдружился,

Что близ своей любви он вечно находился,

И камню страсть свою вверял всечасно он.

Но тот, кто в грубый ствол и в камень был влюблен,

Надеждой большею, бесспорно, тот гордился.

Мог подойти он к ним, когда мечтой томился,

Лобзанием своим был тайно награжден.

Увы, о, горе мне! Я о скале тоскую.

Зеленый плющ, что той скале родня,

Жестокий, дикий плющ разжалобить хочу я.

Надежду скорбную в душе своей храня,

Что ты, крылатый бог, коль от любви умру я,

В такой же камень здесь ты превратишь меня!

«Как дым, что в небе вычертил почти…» Перевод Вл. Резниченко

Как дым, что в небе вычертил почти

Живой узор — и все уж улетело;

Как ветер, что везде шныряет смело,

А сеть расставишь — пустота в сети;

Как пыль, что тучей вьется на пути,

Но дождь пошел — и тут же пыль осела;

Как тень, что похищает форму тела,

Но тела нет — и тени не найти, —

Так речи женщин: фальшь в любом ответе;

Прельстятся чем-нибудь, — рассудок вон! —

Стыд потеряв, забудут все на свете.

Непостоянство — имя им. Смешон,

Кто верит женщине: лишь дым и ветер,

Лишь пыль и тлен — то, в чем уверен он.

ПОРТУГАЛИЯ

ЛУИС ВАС ДЕ КАМОЭНС [470]

Лузиады Отрывки Перевод Инны Тыняновой

Вступление

Мужей оружья, славой вознесенных,

Что с Запада, где жили Лузитаны,

Путем морей, дотоле не пройденных,

Прошли далёко мимо Топробаны[471],

В опасностях и битве непреклонных

Превыше силы, человеку данной,

И Королевство Новое воздвигли

Среди чужан, и мощи сей достигли;

А также память Королей суровых,

Расширивших Империи и Вере

Простор в открытых ими землях новых,

Всю Африку и Азию измеря,

И тех, кто смерти разорвал оковы,

Величьем подвига дела поверя —

Я воспою, прославивши повсюду,

Коль мыслью и уменьем взыскан буду.

Забыты мудрый Грек и гений Трои,

Что в плаваньях великих отличились;

И Александр и Траян, герои,

Что громкими победами гордились;

Я Лузитан усердье боевое,

Пред коим и Нептун и Марс склонились,

Пою, чтоб Муза древняя молчала

И новое величье воссияло.

Вы, Нимфы Тежо[472], что мое творенье

Исполнили могущества и пыла,

Коль ране стих мой, выказав смиренье,

Пел вашу реку, что меня пленила, —

Мне новое даруйте вдохновенье

И красноречье, в коем страсть и сила.

Пусть правит Феб волною вашей пенной,

Соперничать заставив с Гиппокреной.

Меня даруйте яростью певучей,

Не сельского рожка, простой свирели, —

Трубы военной, гулкой и могучей,

Чтоб грудь трещала и чтоб щеки рдели.

Пусть песнь моя достойна будет лучшей

Победы тех, что Марсу так радели;

Пусть ширится она по всей вселенной,

Коль стоит стих награды столь священной.

Правление дона Мануэла и его вещий сон

Как будто небо ясное хранило[473]

Для Мануэла[474] за его старанья

То дело трудное, что пробудило

В нем смелые и славные дерзанья;

Он от Жоана[475], как в преемстве было,

Наследовал и власть и упованья,

И, Королевством сим прияв управу,

Над дальным морем он приял державу.

И, будучи высоким помышленьем

О славном долге, что ему достался

Еще от предков (кто приумноженьем

Земли, столь недешевой, занимался),

Захвачен, каждым пользуясь мгновеньем,

Он, когда свет дневной уже скрывался

И звезды, ясно в небе расцветая,

Как будто падали, к покою приглашая,

Однажды, на златом лелеясь ложе,

Где так простор мечтаниям дается,

И в мыслях все вертя одно и то же —

Свой кровный долг, что выполнить придется, —

Вдруг видит сон, и этот сон дороже

Ему всего и в сердце остается.

Ибо пред ним, когда он сном забылся,

Морфей в обличьях разных появился.

И чудится ему, что он высоко

Вдруг поднялся, до самой Первой Сферы[476],

И чуждые миры он зрит широко

И нации иной судьбы и веры.