Европейские негры - [44]

Барон Бранд, о котором все забыли, слушая расскащика, тяжело вздохнул.

– Что с вами, барон? сказал герцог: – уж не жалеете ли вы, что не вы были на месте Штейнфельда?

Едва только обратилось на Бранда общее внимание, как он уже состроил приторно-сантиментальную мину и сказал:

– Герцог, вы знаете, как слабы мои нервы; я не могу без глубокого чувства слушать рассказа, начинающагося столь грустно.

– После первого же разговора с этою девушкою я почувствовал, что страстно полюблю ее, продолжал Штейнфельд. – Так и случилось. Старуха, как-бы нарочно, оставляла нас одних. Через неделю я был уверен, что Элиза также любит меня…

– И дело пошло по заведенному порядку? прервал герцог.

– Оно вовсе не шло. Мое чувство было чисто, как и мои мысли.

– Значит, ты хотел жениться на этой девушке? спросил Форбах.

– Да, были такие минуты. Одно останавливало меня: странная личность её матери. Если б старуха была женщина честная, я не задумался бы, хоть она была грубая мещанка. Но… впрочем, вы на деле увидите, какова была она. Однажды, когда я пришел, меня встретила одна старуха; Элизы не было дома. Это случалось уж не раз, и я спокойно уселся на диван, спрашивая, куда она уехала.

– Я нарочно услала ее из дому, чтоб переговорить с вами, отвечала старуха. – Вы бываете у нас часто, всегда очень-внимательны к Элизе – позвольте же спросить, с какими целями? Скажу вам откровенно, что собственно на вас я не рассчитываю: вы, как мне известно, человек очень-небогатый; но если вы хотите оказать дружескую услугу герцогу Фельзенбургу, с которым путешествуете, то будьте со мною откровенны…» – Я вспыхнул и не мог сказать ни слова от негодования. «Не беспокойтесь, я женщина, знающая свет и людей. Если вы действуете по поручению вашего друга, я очень-рада». Я сидел, не зная, что отвечать этой женщине. – «Понимаю, что вы сами также влюбились в Элизу, продолжала она с улыбкою: «и вам трудно отказаться от неё; но доверьтесь моему расположению к вам: ваши притязания не могут пострадать от наших сношений с герцогом: вы еще неопытны; многое, по-видимому, несовместимое, легко улаживается людьми, знающими жизнь». – «Но я хочу жениться на вашей дочери!» вскричал я. – «Это для меня не рассчет», с улыбкою отвечала старуха.

– Вы коварный друг, Штейнфельд! сказал герцог: – как же не передали вы мне такого интересного обстоятельства?

– Не забудьте, герцог, что я страстно любил эту девушку. Не стану пересказывать вам, каких вещей наговорил я старухе, с какими чувствами ушел от неё. Через час меня не было в Вецларе.

– Надеюсь, по крайней мере, вы увезли с собою Элизу? спросил герцог.

– Я ускакал один. Но через месяц я воротился в Вецлар, продав все, что имел. Было уже поздно. Я нашел только письмо от Элизы, оставленное для меня у хозяйки дома, в котором они жили. Потом я встретил Элизу в Париже. Старуха принимала меня очень-ласково, пока у меня были деньги, а после того поехал я скитаться по свету.

– Ясно, что старуха не могла быть матерью Элизы, заметил майор.

– Да; но тогда я не знал этого, к-несчастью, вздохнув, проговорил Штейнфельд и, закурив сигару, замолчал.

– А вы, что скажете, барон? спросил герцог: – мы с вами не были бы так простодушны, как Штейнфельд; старуха не провела бы нас? сказал герцог. – Ба! да вы совершенно растроганы, барон!

– Что тут сказать? произнес Бранд дрожащим от волнения голосом: – разве повторить вместе с Мефистофелем: «не она первая, не она последняя». – Вы расстроили мои нервы, Штейнфельд, прибавил он, стараясь придать своему голосу обыкновенную кокетливость и обмахивая лицо платком, от которого повеяло запахом coeur de rose. – Я должен ехать домой, чтоб успокоиться. До свиданья, Форбах.

– Пора и мне отправляться домой, сказал герцог: – уж оченьпоздно Прощайте, граф.

Остальные гости также встали.

Барон Бранд отпустил карету домой и пошел пешком.

IV. Брат и Сестра

Без цели бродил Бранд по пустым улицам города, печально опустив голову, расстроенный, упавший духом. – «Нет, теперь она погибнет! Тут было пять человек. Что будет, когда он встретится с нею? Они догадаются, хоть он не скажет с нею ни одного слова; малейшей перемены в его или её лице будет довольно, чтоб погубить ее! О, если б я знал, как будешь ты болтать на её погибель, я избавился бы от твоего глупого языка! А теперь чем я могу спасти ее? Я бессилен, я беззащитен против опасности!»

Долго бродил он, пока, подняв голову, увидел, что случайно подошел к маленькому, но опрятному, двух-этажному дому, окруженному садом. – «Бедное дитя! твой отец губит твою мать! Быть-может, взгляд на твое спокойное, светлое лицо успокоит и меня». – Он вынул из кармана ключ, отпер калитку и тихо пошел по лестнице.

– Кто там? спросил из первой комнаты верхнего этажа голос Бейля.

– Я, любезный друг, отвечал Бранд: – я хотел взглянуть на ребенка.

– Вы, верно, не спали всю ночь; а мне уж пора вставать, сказал Бейль: – сейчас оденусь и выйду к вам.

– Я провел вечер и ночь в сильном беспокойстве. Скажите, здоров ли ваш воспитанник?

– Да, он здоров, весел и очень-мил.

– Вы не замечали никаких подозрительных людей вокруг дома? Вы знаете, как я боюсь, чтоб люди, которым вовсе ненужно того знать, не открыли, куда исчез наш малютка от Шламмера?