Европейская мозаика - [50]

Из-под венца — в тюрьму

Девиз на гербе Рэйли гласил: «Amore et Virtute» («Любовью и доблестью»). Доблести ему было не занимать. А вот с любовью было сложнее… Быть фаворитом королевы-девственницы означало иссушать себя в платоническом обожании и вместе с тем хранить ей физическую верность. Новичку при дворе это могло казаться лёгким делом. Но вскоре он убеждался в том, что такие отношения невероятно тяжелы, и чем дальше, тем тяжелее.

Между тем Елизавета пресытилась обществом Рэйли, потерявшего главный секрет обаяния — молодость. Уже в 1587 году он уступил своё место фаворита юному лорду Эссексу. Однако дэвонский адмирал по-прежнему оставался в свите. Ещё несколько лет он соблюдал правила игры — до тех пор, пока взгляд его не рассмотрел в толпе королевских фрейлин 25-летнюю Бесс Трокмортон. Это была сирота, дочь видного дипломата сэра Николаса Трокмортона, взятая Елизаветой ко двору на одну из самых завидных должностей — фрейлины королевской опочивальни.

Своё восхищение её красотою Рэйли выразил в чудных стихах:

Природа, вымыв руки молоком,

Не стала их обсушивать, но сразу

Смешала шёлк и снег в блестящий ком,

Чтоб вылепить Амуру по заказу

Красавицу, какую только смел

В мечтах своих вообразить пострел.

Он попросил, чтобы её глаза

Всегда лучистый день в себе таили,

Уста из мёда сделать наказал,

Плоть нежную — из пуха, роз и лилий;

К сим прелестям вдобавок пожелав

Лишь резвый ум и шаловливый нрав.

(Пер. Г. Кружкова)

Его чувства не остались без ответа. В то время в моду входила идиллическая любовь пастушков и пастушек. Но очарованная Бесс видела перед собой воспетого Эдмундом Спенсером «пастуха океана», сгоравшего от страсти и умевшего вызывать страсть. Несмотря на двенадцатилетнюю разницу в возрасте, она не устояла и летом 1591 года почувствовала себя беременной.

Рэйли ничего не имел против женитьбы. Загвоздка была в том, что королевские фрейлины, как и королевские фавориты, могли устраивать свою личную жизнь и идти под венец только с разрешения Елизаветы (получить его, впрочем, было практически невозможно). Свита была её живой собственностью, покушение на которую жестоко каралось. Тем не менее любовники дерзнули вступить в тайный брак. Бесс, уединившейся в замке своего брата, удавалось скрывать свою беременность вплоть до самого рождения ребёнка (мальчика, названного Дамери, — в честь предка рода Рэйли). А затем всё всплыло наружу, и разразилась буря.

Елизавета была не из тех женщин, которые легко прощают провинившихся любовников и подопечных. Она расценила случившееся как двойное предательство, и слышать не хотела ни о каких оправданиях. Бесс тотчас арестовали, а за Рэйли, который предусмотрительно отплыл к берегам Панамы, был послан корабль под говорящим названием — «Презрение».

Доставленный в Лондон, Рэйли был заключён под домашний арест. Поначалу он пытался всё отрицать и притворялся, что полон отчаяния от потери расположения её величества. Шестидесятилетняя Елизавета получила от него страстное послание:

О светоч мой, звезда минувших дней,

Сокровище любви, престол желаний,

Награда всех обид и всех скорбей,

Бесценный адамант воспоминаний!

Стон замирал при взоре этих глаз,

В них растворялась горечь океана;

Все искупал один счастливый час:

Что Рок тому, кому Любовь — охрана?

Она светла — и с нею ночь светла,

Мрачна — и мрачно дневное светило;

Она одна давала и брала,

Она одна язвила и целила.

Я знать не знал, что делать мне с собой,

Как лучше угодить моей богине:

Идти в атаку иль трубить отбой,

У ног томиться или на чужбине,

Неведомые земли открывать,

Скитаться ради славы или злата…

Но память разворачивала вспять —

Грозней, чем буря, — паруса фрегата.

Я всё бросал; дела, друзей, врагов,

Надежды, миражи обогащенья,

Чтоб, воротясь на этот властный зов,

Терпеть печали и влачить презренье.

Согретый льдом, морозом распалён,

Я жизнь искал в безжизненной стихии:

Вот так телок, от матки отлучён,

Все теребит её сосцы сухие…

(Пер. Г. Кружкова)

Но всё было напрасно, сосцы не наполнялись молоком. Более того, последовал приказ заключить обоих супругов в Тауэр.

От дальнейших неприятностей Рэйли выручил случай. Вскоре его флотилия захватила испанское судно «Мадре де Диос» («Матерь Божия»), на борту которого находился поистине сказочный груз: сотни тонн специй, а также ювелирные украшения, драгоценная церковная утварь, жемчуг, янтарь, роскошные ткани, шелка, слоновая кость, ковры, серебро и золото. По прибытии удачливых корсаров в Дартмут (графство Дэвон) добыча была оценена в 150 тысяч фунтов стерлингов — фантастическая сумма по тем временам. Вместе с тем королевские контролёры выяснили неприятную вещь: гонясь за быстрой деньгой, моряки собираются спустить за бесценок весь товар на предстоящей ярмарке святого Валентина, из-за чего вместо причитающихся её величеству 30 000 фунтов стерлингов казна не выручит и половины.

Нависшая угроза лишения баснословной прибыли не оставила Елизавете выбора. Она распорядилась освободить Рэйли, дабы он уладил это дело, ибо это были его владения и его люди. Понятливый адмирал не стал скупиться и вместо положенной пятой доли трофеев ссыпал в королевскую казну большую их половину — 80 тысяч фунтов: «Не будет ли Королева так любезна принять это скромное подношение искреннейшего слуги Их Величества?..»