Европад - [42]

Как-то я была в Париже в октябре. Чуть не умерла от восхищения этим изумительным городом. Он был весь серебристый. Воздушный. Светло-лиловый перед закатом, палевый по утрам. Кружево бульваров, Сена, прислушивающаяся к шепоту вековых деревьев на набережных, сады вокруг Трокадеро с видом на Эйфелеву башню, Латинский квартал, Люксембургский сад… На полотнах монмартрских художников застыли те же улицы, перемешались цвета близкой осени, и везде — воздух. Дышишь всем существом. Одно ощущение: «Боже! Как прекрасно! Как хочется жить!»

Наверно, Маяковский чувствовал то же, когда написал: «Я хотел бы жить и умереть в Париже», потом у него защемило сердце, он приписал: «Если б не было такой земли — Москва!» У меня ее нет и никогда не было. Был Петербург. Я люблю его и поныне. Но, путешествуя по другим странам, вижу в нем бедную Золушку, которая никак не встретит своего Принца. Трудная зима, тяжелая осень, светлым мгновением промелькнувшее лето. У меня не разрывается сердце в Париже. Я согласна на Берлин. Конечно, чтобы временами приезжать в Париж, Рим, Венецию, Монте-Карло или, если захочется, в Петербург. Хорошо, что перед нами не стоит такая дилемма — здесь или там. Хотя бы в этом люди поумнели.

Я много размышляла, чем европейцы отличаются от россиян. Сейчас я, кажется, поняла. Европеец очень эгоцентричен. Он думает только о себе и своей рубашке. Россия с ее заботами и проблемами болтается у него где-то на периферии сознания. Ему нет дела до нее. Веками он обустраивает свой дом. Путешествуя по нему, по Европе, он наслаждается результатами своего труда.

У русских в Италии напряженные лица, они спешат повсюду успеть. Это их «единственный раз в жизни». Берлинец, наоборот, расслабляется, дышит, ест, впитывает окружающий мир — одним словом, отдыхает. Наши заботы о будущем человечества кажутся ему беспредметными. Зато он твердо знает, какой процент зарплаты отдаст через год в медицинскую кассу, сколь велика будет его пенсия через двадцать лет, как будет изменяться уровень безработицы и когда начнется зимняя или летняя распродажа. И много еще другого, о чем вспоминать россиянину просто неинтересно. Не заботясь о фактах, как приятно парить в облаках и шмякаться каждые двадцать или пятьдесят лет о землю, спускаясь с небес в революцию, войну или народный бунт. Неужели так будет вечно?»

ГЛАВА 29 НОЧЬ НЕЖНА…

После солнечного юга капризы берлинской погоды особенно раздражают. Вечерняя картинка на телевизоре неизменно показывала: зародившись где-то над Атлантикой, циклон посещал Англию и направлял свои косые дождливые струи в сторону Берлина. Будет ли лето в этом году? Будет, отвечали знатоки и старожилы. После 1 июля.

«Ладно, — подумала Эля, — дотянем», — и позвонила Дмитрию. Хотела рассказать о Монте-Карло и своих наблюдениях за Земанами. Поделиться мыслями об их роли в злоключениях Алекса. В ответ услышала:

— Нет связи с этим номером.

На мобильнике то же самое. «Ну, и дела! Ведь это мой единственный шанс. Последняя надежда узнать что-то об Алексе». Тоненькая ниточка оборвалась. «Пивоваровы просто выбросили меня из своей жизни. А еще писал: «Люблю, жди». Все мужики одинаковы. Недаром каждая баба твердит: «Сволочь, подлец, мерзавец!» Что же мне делать?»

Равновесие, пришедшее в Италии, рухнуло. Интерес к охоте на Земанов пропал. Появилось даже злорадство, что они схлестнулись с Алексом. «Ни цветы меня не радуют, ни весна», — вспомнилась песенка из детских лет. «Как же так?»

Вдруг снова вмешался случай. Вызвал все тот же начальничек и без обычных приставаний — «похоже, кто-то его облизал в предыдущую ночь» — предложил пойти в театр к заезжим московским гастролерам, чтобы взять интервью у секс-символа современной России. Эле даже не понравилось, что Вадим Земан ни одной сомнительной шутки не отпустил. После разговора побежала к зеркалу: неужели так плохо стала выглядеть? «Нет, вроде бы все в порядке. Никак этих мужчин не просечешь, когда и что им от нас, хорошеньких, надо».

Что ж, дело привычное. Журналиста ноги кормят. Хоть одна радость в этом деле есть. Не надо на билеты разоряться. Все рады рекламе. Только суперзвезды готовы за интервью деньги требовать. Остальная публика и приплатить может, лишь бы фамилия и фото лишний раз мелькнули.

Берлин гастролерами избалован. Кого здесь не видели! И Киркоша, и Жванецкий, и Алла Борисовна, и Гафт. Театры тоже заглядывают. Особенно если большая труппа не задействована и сложных декораций не надо.

Вот и сейчас нагрянул московский Театр Луны. «Интересно, кто у них режиссер, Людовик Солнце?»

«И что за мода каждой кочке непомерный ярлык навешивать? Насмотрелась я на телевидении на все эти пиаровские штучки. Мало людям быть «Мисс университета» или «Первая красавица поселка». Нет, подавай «Мисс Германии, Европы, Вселенной». Осталось выбрать «Мистера Млечный Путь»… Хотя что тут такого? Есть же в Японии Театр Тумана, в Праге — Театр Ночи, в Париже — Театр Солнца. Просто у меня плохое настроение».

Бомонд на сей раз собрался в кинотеатре «Урания». Его давно приспособили и оборудовали для театральных спектаклей. Примерно полтысячи мест, неплохая акустика. Хотя, впрочем, если сидишь в третьем ряду — именно такое место ей выдали в редакции, — неудивительно, что каждый шорох на сцене слышен. Правда, в гардеробе евро состригли — совсем без поборов не могут — настроение испортили. «Не будешь же права качать и своим журналистским удостоверением размахивать? Не хватает еще в театральном туалете дежурную тетку с наганом поставить».