Европа в средние века - [71]

«Дневник парижского буржуа времен Столетней войны.»

Приезд цыган

«В воскресенье 17 августа прибыло в Париж двенадцать кающихся: герцог, граф и десять других людей, все были верхом на лошадях; они называли себя добрыми христианами и утверждали, что пришли из Нижнего Египта; они говорили, что когда-то все они были христианами и недавно снова ими сделались, после того как христиане снова подчинили всю их страну и обратили жителей под страхом смерти. Принявшие крещение были, как и прежде, сеньорами в той стране, и они дали обет быть добрыми и богопослушными христианами и следовать Закону Христову до самой смерти... И они утверждали, что с тех пор, как они некоторое время снова были христианами, их осаждали сарацины; тогда их вера пошатнулась, и они не смогли защищать свою страну и воевать с подобающим мужеством, они сдались своим врагам, отвергли свою веру и снова стали сарацинами. Тогда, узнав что они отвергли нашу веру и стали сарацинами и идолопоклонниками, христианские государи, как например, германский император, король Польши и другие сеньоры, стали их преследовать и немного спустя одержали над ними победу; они надеялись, что им позволят остаться в их стране, но император и другие сеньоры, посовещавшись, решили, что они смогут остаться в своих землях лишь с согласия Папы и что, стало быть, им необходимо направиться в Рим, к Святому Отцу. Все они пошли туда, взрослые и дети, — последним было весьма тяжело — и исповедовали свои грехи. Выслушав их исповедь, Папа наложил на них в качестве эпитимьи обязанность скитаться в течение семи лет и за все это время ни разу не спать в кровати и не пользоваться никакими удобствами. Заботясь об их содержании, он распорядился, чтобы всякий епископ или аббат, имеющий посох, выдал им единовременно десять турских ливров, и вручив им соответствующие письма для прелатов церкви, дал им свое благословение. Они отправились в путь, и, прежде чем попасть в Париж, они странствовали по свету в течение пяти лет. Большая часть кочевников — от ста до ста двадцати человек - прибыла лишь в день усекновения главы Иоанна Предтечи; судебные власти не позволили им войти в Париж и отвели в качестве местопребывания Шапель-Сен-Дени. Когда они покидали свою страну, их было тысяча или тысяча двести человек, однако все остальные умерли в пути. Их король, королева и все, кто остался в живых, еще надеялись стать обладателями благ мира сего, ибо Папа пообещал по завершении покаяния дать им добрую и плодородную землю, на которой они смогли бы осесть.

Когда они обосновались в предместье Шапель, стеклось туда, чтобы на них посмотреть, столь великое число жителей Парижа, Сен-Дени и других парижских окрестностей, сколько никто никогда не видывал даже на освящении ярмарок Ланди в Сен-Дени. И вправду, дети их, и мальчики, и девочки, обладали необычайной ловкостью; почти у всех уши были проколоты, и носили они в них по одному или по два серебряных кольца они говорили, что таков обычай в их стране.

Мужчины были чрезвычайно черны, с курчавыми волосами, женщины смуглы и неслыханно уродливы; у всех были изъязвленные лица [наверняка это была какая-то татуировка] и черные волосы, похожие на лошадиные хвосты. Вместо платья они носили старую шаль [наподобие грубого покрывала из шерсти или хлопка], которая крепилась на плечах толстыми завязками из ткани или веревки; под шалью у них была лишь старая блуза; короче, то были самые нищие создания из всех, что когда-либо появлялись во Франции. При всей бедности среди них попадались колдуньи, читавшие по руке и открывавшие людям их прошлое и будущее; и посеяли они раздор не в одном семействе, говоря мужу: «Жена твоя наставляет тебе рога», а жене: «Муж твой тебя обманывает». Хуже всего, однако, было то, что пока они разговаривали с клиентом, содержимое кошельков тех, кто их слушал, переходило к ним — с помощью магии, дьявола или просто ловкости рук. Так, по крайней мере, говорили, ибо, по правде говоря, я с ними разговаривал 3 или 4 раза и ни разу я не заметил, чтобы по возвращении у меня не хватало хотя бы одного денье, и я не видел, чтобы они гадали по руке. Но народ повсюду об этом говорил, и слух этот в конце концов достиг ушей Парижского епископа, который явился к ним в сопровождении одного брата-минорита по прозванию Маленький Якобинец, который, по повелению епископа, прочел им прекрасную проповедь и отлучил всех, кто занимался гаданьем или кому гадали и кто с этой целью показывал руки. После этого их заставили покинуть предместье, и в сентябре, на Рождество Пресвятой Богородицы они отправились в Понтуаз.»

«Дневник парижского буржуа времен Столетней войны.»

Английский крестьянин и его семья, ок. 1394 г.

«[...] Идя по дороге с горестным плачем, я увидел бедняка, шедшего за плугом. Рубаха его была из грубой ткани, называемой сагу, капюшон был весь в дырах, из которых торчали его волосы; из его грубых, покоробившихся, подбитых гвоздями башмаков при ходьбе вылезали пальцы его ног; чулки ниспадали на гетры, и, идя за своим плугом, весь он был выпачкан грязью; его перчатки без пальцев были сшиты из драных лохмотьев, а пальцы были стерты и покрыты грязью. Человек этот утопал в грязи по самые щиколотки; впереди него плелись четыре коровы, до крайности исхудалые; их худоба была столь жуткой, что можно было пересчитать их ребра. Жена его шла рядом с длинным стрекалом в руках; ее короткая юбка была высоко подоткнута, а от непогоды она завернулась в веяльную сетку; она шла босиком по ледяной земле, и из ног ее сочилась кровь. У края поля стоял небольшой короб для мусора, в нем лежал младенец, завернутый в тряпье, а с другой стороны еще двое малышей двухлетнего возраста, и все они выводили жалостную песню. Их голоса сливались в один крик вопль нищеты. Бедный пахарь горестно вздыхал и повторял: «Тише, дети!»