Европа в пляске смерти - [16]

Вообще религиозные настроения усиливаются во всей Франции. Духовенство пользуется большим вниманием со стороны правительства и в высшей степени корректным отношением со стороны светских элементов. Правая печать попыталась было использовать положение в интересах католицизма, но даже «Тан» настаивала, что правительство должно придерживаться нейтралитета по отношению ко всем религиям в стране. Конечно, более чем вероятно, что правые элементы после войны значительно усилятся в стране, но высказываемые здесь опасения грядущей реакции все же представляются мне преувеличенными.

Возможно, что через несколько дней правительство вернется в Париж. Этот вечно бурный город теперь мрачен и серьезен. Театры и концертные залы все еще закрыты. Зато санитарное положение города превосходное и значительно сократилась смертность в городе.

В Сорбонне² открылись занятия. Декан Краузе по этому поводу произнес перед аудиторией речь. «Они, германцы, называют себя солдатами бога, — говорил он в своей речи, — Франция также часто обращается к богу. Но наш бог — не их бог. Их „старый бог“ является воплощением грубой силы, он подобен Молоху³, наш бог — это справедливость, разум, свобода». Дальше он развивал мысль, высказанную в обращении 16 французских университетов, что цивилизация является созданием не одного какого-нибудь народа, но общим творением всех народов вместе взятых, что духовные и умственные богатства человечества созданы благодаря независимости и разнообразию национальных гениев всех народов.

«Киевская мысль», 27 октября 1914 г.

Париж не хочет развлекаться >*

Всякому наблюдателю парижской жизни в эти месяцы войны не могла не броситься в глаза одна довольно капитальная разница между его жизнью и жизнью других столиц, поскольку мы узнаем о ней из газет.

В самом деле, в Лондоне и Петрограде, в Берлине и Вене, хотя жизнь более или менее почти всюду выбита из колеи, функционируют все театры и концерты, и функционируют с успехом, удовлетворяя столь естественной жажде человека, погруженного событиями в тоску, развлечься.

В Париже закрыто, и притом насильственно, даже много кинематографов. Кое-как влачат существование, опасаясь ежедневного закрытия, два или три третьестепенных и скучных кафе-концерта. Все старые театры закрыты. Никаких концертов нет.

Больнее всего это отзывается, конечно, на всем артистическом персонале. Недели две тому назад впервые начата была некоторыми газетами кампания за открытие театров и концертов, причем инициаторы ее ссылались главным образом на то, что благодаря пуританскому ригоризму префектуры без хлеба остается восемь тысяч артистов, а с семьями их, пожалуй, до 20 тысяч лиц. Прибавьте к этому, что, как и всякие другие предприятия, развлечения дают кормиться около себя косвенно разному люду. Словом, защитники возобновления спектаклей выдвигали, как общее правило, что следует стараться всячески не нарушать искусственно жизнь какой бы то ни было отрасли национального существования, и без того уже тяжело потрясенного.

Немедленно же со всех сторон послышались грозные окрики.

Особенно любопытна в этом отношении позиция или две позиции «Guerre Sociale». Первым выступил против бедных паяцев всех видов и родов именно нынешняя правая рука Эрве — Леонкавалло, родной брат автора «Паяцев».

«Как! — писал сердитый франко-итальянский публицист, — вы хотите опять разных музыкальных флон-флон, раздеваний, гривуазных шуточек? Как, в то время как наши братья и сыновья сидят в траншеях, мы будем сидеть в ложах? В то время как их оглушают гаубицы, мы будем услаждать свой слух игривыми ритурнелями? В то время как на их глазах, обливаясь кровью и корчась от боли, падают товарищи, мы будем иметь покрытых фальшивыми бриллиантами, пляшущих в корчах напряженного сладострастия жриц веселой любви?»

Патрон, однако, т. е. Эрве, на этот раз не поддержал своего фаворита:

«Ну, полегче, дорогой Леонкавалло, — писал он. — Разве вы не можете представить себе спектакля или концерта без эротического характера? Разве нельзя найти во французской литературе спектаклей, отвечающих высокому подъему души? Разве музыка не в состоянии звучать в унисон самым торжественным настроениям? Разве Париж не в состоянии создать песен, которые выразят собою нынешние его переживания?»

Полемика, начавшаяся на страницах «Guerre Sociale», перешла теперь в другие журналы. Артисты подают петиции за петициями, но не знаю, сам ли нынешний префект Лоран или кто-нибудь другой из вышестоящих этого хочет, но пока Париж не теряет своей пуританской физиономии.

Тут, между прочим, возникают действительно некоторые вопросы. Предоставить ли театрам полную свободу? Тогда антрепренеры, пожалуй, побегут по старым дорожкам и начнут действительно кадить Бахусу и Венере, что нарушит сосредоточенность Парижа. Или предоставить им свободу в известных пределах? Но, право, я не знаю, что лучше: отсутствие театра и отсутствие цензуры или присутствие одновременно и того и другого! Или, наконец, устраивать специальные спектакли, выбирать из сокровищницы прошлого исключительно вещи патриотические и творить новые образцы чисто патриотического искусства?