Европа судит Россию - [36]

На этом же конгрессе была принята резолюция, которая провозгласила массовую стачку «крайним средством» борьбы. Таким образом, ставилась под сомнение возможность перерастания массовых выступлений пролетариата в вооруженное восстание. В это же время руководители ряда профсоюзов выступали против стачек. Так, в руководстве французской Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) стали говорить, что нужно избегать стачек, разрешая конфликты с предпринимателями путем переговоров.

И все же, несмотря на явные свидетельства отказа от методов решительной борьбы рабочего класса и забвения целей этой борьбы, создавалось впечатление, что социал-демократическое движение, как и во времена «Союза коммунистов» и I Интернационала, готово поднять пролетариев мира на «последний и решительный бой» против капитала. В резолюции 7-го Штутгартского конгресса II Интернационала (1907 г.) говорилось: «В случае возникновения войны социалисты обязаны приложить все усилия к тому, чтобы ее как можно скорее прекратить и всеми силами стремиться использовать вызванный войной экономический и политический кризис для того, чтобы пробудить политическое сознание народных масс и ускорить крушение господства класса капиталистов». На 10-м Базельском конгрессе (1912) был принят манифест, в котором говорилось: «Пусть правительства хорошо запомнят, что при современном состоянии Европы и настроении умов в среде рабочего класса они не могут развязать войну, не подвергая опасности самих себя… Пролетарии считают преступлением стрелять друг в друга ради увеличения прибылей капиталистов». Начало Первой мировой войны стало суровым испытанием верности социал-демократов принятым антивоенным обязательствам солидарности с рабочими других стран и готовности превратить империалистическую войну в пролетарскую революцию.

Гонка вооружений, ускорявшаяся в течение нескольких десятилетий, а также столкновение противоречий во всех частях земного шара превратили ведущие капиталистические страны мира в два вооруженных противостоящих лагеря. Многочисленные армии были готовы обрушить все более совершенную технику уничтожения людей против друг друга. С началом войны страны Антанты и их союзники (сначала это были: Великобритания, Франция, Россия, Бельгия, Сербия, Черногория) мобилизовали в вооруженные силы 6179 тысяч человек. В их распоряжении было 12 134 легких и 1013 тяжелых орудий. Германская коалиция (на первых порах в ее рядах были лишь Германия и Австро-Венгрия) в рядах вооруженных сил имела 3568 тысяч человек, 11 232 легких и 2244 тяжелых орудий (не считая крепостной артиллерии). Эта масса вооруженных людей и военной техники была предназначена для того, чтобы сеять смерть и разрушение.

Однако в первые дни августа 1914 года мало кто думал о неизбежных мрачных сторонах наступившей войны. Значительная часть населения всех участников войны была охвачена энтузиазмом. В Лондоне, Париже, Берлине, Вене и других столицах воюющих стран восторженные толпы провожали солдат на фронт, уверенные в скором их возвращении победителями в целостности и сохранности. Уверенность в неминуемой победе над врагом в открытом сражении странным образом соединялась с паническими страхами перед тайными происками того же вездесущего врага в тылу.

Американский историк Луи де Йонг писал: «В Германии в начале августа 1914 года немцы думали, что в стране находится много французских и русских агентов, причем некоторые из них носили немецкую форму. Многие немецкие офицеры и солдаты подвергались придиркам и аресту, так как их принимали за переодетых шпионов. В Берлине и других местах иногда задерживали и опрашивали священников и монахинь. Ходили слухи, будто через Германию перевозится огромное количество золота, направляемого из Франции в Россию; в результате проезжавшие автомобили стали задерживать и обыскивать. Наступил момент, когда из-за этого едва не приостановились все военные перевозки. Некоторые офицеры и гражданские лица, отказывавшиеся остановить свои машины или замедлить ход, были убиты или получили ранения. «Самых безобидных людей принимали за шпионов, если они по своей внешности чем-то выделялись из окружающей публики, – писала одна англичанка, являвшаяся супругой немецкого аристократа. Охота за французскими агентами, которые якобы перевозили в Россию золото на самых обычных автомашинах, распространилась и на Австрию».

Шпиономания охватила и страны Антанты. Л. де Йонг писал: «В августе 1914 года, то есть в первый месяц войны, во Франции тоже ходили слухи, будто в Париже и его окрестностях появилось много немецких офицеров во французской форме, пытающихся разрушить мосты. Особенно яростная кампания развернулась против швейцарской фирмы «Магги», работавшей с привлечением немецких капиталов; эта фирма якобы снабжала население Швейцарии отравленным молоком… На первом этапе войны многие попадали под подозрение только потому, что они несколько необычно одевались или разговаривали вполголоса, причем голоса были похожи на немецкие».

В атмосфере шовинистического угара и шпиономании многие европейцы, еще вчера рассуждавшие о единстве европейской культуры, теперь спешили объявить себя лютыми врагами других наций. В этих условиях лидеры многих социал-демократических партий, еще вчера выражавшие солидарность с трудящимися других стран Европы и заявлявшие о своей готовности превратить межимпериалистическую войну в международную пролетарскую революцию объявляли о своей поддержке войны. Депутаты от СДПГ в рейхстаге и депутаты от СФИО во французском Национальном собрании голосовали за военные кредиты. Лидер Бельгийской социалистической партии Э. Вандервельде заявил: «Мы будем голосовать за все кредиты, которые потребует правительство для защиты нации». Вскоре Вандервельде стал министром бельгийского правительства. После начала мировой войны в правительства своих стран вошли лидеры СФИО Ж. Гед, М. Самба и А. Тома, один из лидеров Лейбористской партии А. Гендерсон. В поддержку правительства выступили и лидеры Австрийской социал-демократической партии. Центральный орган партии газета «Арбайтер-цайтунг» писала: «Теперь, когда… немецкое отечество в опасности, социал-демократия выступает на защиту родины… Никогда политическая партия не поступала более возвышенно, чем ныне немецкая социал-демократия».