Эвритмическая работа с Рудольфом Штейнером - [64]

К сожалению, я не могу рассматривать здесь чувственно — сверхчувственную сущность и становление других согласных. Очень интересным для рассмотрения является согласный М, позволяющий формировать его различным образом (различные движения ног и коленей, рук и локтей при движении в пространстве вперед и назад), подобно тому как можно по — разному плавать. О звуке M Р. Штейнер говорит следующее: «M выражает соответствие, созвучие, когда мы можем сказать: "так оно и есть". Этот звук как бы прижимается, приспосабливается… М — это понимание, проникновение в дело… Понимание мира, так грандиозно обозначенное в священном слоге индусов: AUM, M. — Итак, чтобы вам стало понятнее: сначала овладение, затем вхождение в другое, и потом понимание его. Встаньте так, чтобы в жесте — движении выражалось само собой разумееющееся приятие (взятие) и в конечном итоге понимание (руки несколько вперед). Было бы очень красиво, если бы этому могли научиться слоны; они бы так красиво делали это, вращали бы хоботом, вытянув его вперед… Это было бы самое совершенное M. Если бы мы могли делать этот звук таким же образом, тогда получалось бы наилучшее М. Я говорю это все для того, чтобы вызвать у вас переживание звука…

Звук Е тоже мог бы быть лучше исполнен слоном, чем человеком: «Переживание E уже имеет нечто позади. Что — то произошло, и в этом жесте человек переживает следующее за событием изучение происшедшего. Это можно пережить только тогда, когда что — то случилось, когда мы что — то чувствуем. Мы чувствуем что — то в жесте, если одна часть человеческого организма приводится в связь с другой. Существует не так много способов сделать это. Ведь человек — не слон, он не может сделать свой нос таким подвижным, чтобы его кончик доставал до щеки. Если бы это было возможно, то получился бы замечательный жест E. Но этого мы не можем…»115 Так в юмористической форме Р. Штейнер указывает на нашу ограниченность, на нашу неспособность формировать звуки красиво и разнообразно. Это могло бы послужить исцелению людей от легкого впадения в упоение собственной значимостью и высокомерного отношения к другим земным существам. Однажды Р. Штейнер сказал, что лошадь организована таким образом, что не может делать эвритмию. Если бы лошадь занялась эвритмией, она сошла бы с ума. Кошечка, напротив, устроена так, что, если добавить ей интеллекта, она могла бы очень мило эвритмизировать. А обезьянка — сказал он с особой радостью и любовью — была бы и вовсе восхитительна! Р. Штейнер ясно дает нам понять, что мы, эвритмисты, еще очень ограничены в выражении звуков, и многое можем делать еще лишь очень несовершенно. Поэтому нам нужно быть скромными. Наша неспособность вызвана не только тем, что наше физическое тело слишком отвердело, закостенело и не обладает достаточной подвижностью, но также и тем, что твердым и малоподвижным является и наше эфирное тело. Р. Штейнер говорит: «Мы пытаемся вырвать эвритмию у Аримана. Из — за того, что Ариман вступил в мир, эфирное тело человека стало таким твердым, что он не может развивать эвритмию как естественный дар. Люди эвритмизировали бы, если бы Ариман не сделал их эфирные тела настолько твердыми, что эвритмический элемент уже не может выразить себя…»[116]

Для меня важно, прежде всего, обозначить направление, в котором может идти овладение тем, что мы получили в дар, — в нашем случае, полученным нами в эвритмии. Очень многое нужно сделать, чтобы пройти развитие от «сигнализирования» к «эвритмизированию». Я попыталась — по крайней мере, в отношении речевой эвритмии (музыкальную эвритмию следует рассматривать в отдельной главе) — обозначить, что я думаю и чувствую относительно усовершенствования эвритмического искусства и как я представляю себе ее настоящее дальнейшее развитие. Обилие цитат представляется мне необходимым. Я убеждена, что прежде всего нам нужно принять в свои сердца то, что Р. Штейнер в качестве напутствия, предупреждения, импульса и указания представил нам в своих многочисленных докладах, лекциях, обращениях и личных разговорах.

В эвритмии весь человек является инструментом искусства. Внешнего мастерства — ловкости и т. д. — недостаточно. Неотъемлемым является внутреннее, наполняющее, то есть моральная субстанция, образ мыслей, серьезное чувство ответственности (впрочем, как и в любом другом искусстве).

Путь человека искусства таит в себе много опасностей. Например, существует опасность, достигнув первой ступени в развитии мастерства, потерять первоначальную свежесть, стремление к интенсивному поиску и постановке больших задач. Большими искушениями для эвритмистов являются признание (похвала со стороны газетных критиков и т. д.) вместо насмешек и сарказма, которые не оставляют в покое тех, кто пытается развить новое искусство, и усложняют их жизнь, прославление вместо дискредитации и травли, которые приходится переносить начинающим новое.

Р. Штейнер говорит нам, что при наличии чересчур хвалебных отзывов журналистов мы должны спросить себя, а не было ли с нашей стороны каких — либо компромиссов.

Мне кажется, к этому относится и вопрос о представлении индийского элемента. В разделе об указаниях Р. Штейнера для эвритмии в восточных языках я упомянула высказывание о том, что для выражения индийского элемента нужно было бы разработать эвритмию живота. Но мы все же не стали этого делать. При жизни Р. Штейнера индийский язык ни разу не был представлен эвритмически (на оригинале или в немецком переводе). Естественно, и впоследствии «эвритмия живота» не была разработана, но индийские номера стали появляться в эвритмических программах и пользоваться большим успехом у публики. Мне кажется, что это является примером того, как можно неправильным образом завоевать любовь публики и журналистов. Боюсь, что в будущем искушения пойти на компромисс будут становиться все сильнее.