Еврейское такси - [11]

Я сижу один после тяжелого рабочего дня, молча гляжу на опустевшую бутылку джина — праздную не мой праздник. Скоро утро.

Господи, прости мне мою бессильную злость. Впрочем, если я никто, то кто же мой Господь?

…Утром мои клиенты пришли в офис, без споров, не торгуясь, расплатились за вчерашнее, извинились:» Прости, брат, мы забыли про тебя, ведь был Пурим!»

В этот славный, на редкость прохладный денек с утра не было ни одного стоящего заказа — так, мелкие трехдолларовые поездочки. От нечего делать я рассказал Иосси хороший английский анекдот. Иосси долго смеялся, даже записал его в свой блокнот. И не забыл отблагодарить: первая же поездка за город, в Монтиселло, досталась мне, хотя и не совсем в очередь. Мало того, что этот маршрут выгоден — там красивейшие места в горах. Скалы, лес наверху, изумительные озера — Америка времен Фенимора Купера, только крест-накрест перевитая хайвэями, как пулеметными лентами. Вот туда я везу молодую американскую семью ортодоксальных евреев. Им лет по 27–28, с ними гора чемоданов и четверо «идэлэ» от 2 до 6 лет. Родители — славные ребята, веселые, образованные и не слишком закомплексованные религиозными догмами. Мы быстро разговорились. Их предки оказались моими земляками, но сами они родились в Америке, и о Белоруссии не имели ни малейшего представления, для них это терра инкогнита, земля неведомая.

К моему удивлению, посыпались вопросы — я как-то уже успел привыкнуть к тому, что молодых евреев земля их предков особенно не интересует, а тут — рой вопросов!

Задавала их, главным образом, она — очень миловидная женщина. В зеркале заднего вида прямо-таки полыхали прекрасные черные глазищи, словно она только что сошла со страниц Библии. Муж больше посмеивался в бороду, накручивал на палец пейсы, изредка вставлял словечко-другое.

— Беларусь далеко от России? Это большая страна? Что, девять миллионов населения? Ага, это немного больше, чем в Нью Йорке… Как весь штат Нью Йорк? А как там живут евреи? А русские, то есть белоруссияне? Сколько получает врач? А хороший адвокат? У тебя в этой Белорашен была своя машина? Что, мотоцикл? Так ведь он дороже машины, ты, наверное, был богатым человеком? Что ты говоришь — в сорок раз дешевле? Постой, постой, у вас там мотоциклы дешевые или машины дорогие? А бензин? А образование? А еда? А кошерная еда? Как так нет кошерных магазинов? Что же ты ел? Понятно. А в больницах как кормят?

Я не выкручивался, отвечал честно, хотя должен признаться, подчас противно было ощущать себя папуасом из племени мумбо-юмбо.

Муж дал жене выговориться, и когда ее вопросы иссякли, сказал:

— Если тебе верить, у вас не просто плохо, а кошмар какой-то! И такая дикость при высочайшей космической технике! Что-то не сходятся концы с концами. Может, ты еще скажешь, что у вас в общественных туалетах пипифаксов нет?

Я молча кивнул. А что тут объяснять — это надо видеть. Вот съездил бы ты, приятель, в отпуск не на Багамы, а, скажем, в Белыничи, в Лепель, Полоцк, да в любой наш райцентр или даже областной город, посетил бы так называемые места общего пользования на базарах, автобусных и железнодорожных станциях, поискал бы, куда поставить ногу в твоем изящном итальянском башмаке: то ли в лужу мочи, то ли в дерьмо, потом бы спросил насчет пипифаксов.

— Знаешь, я до сих пор тебе верил. Сомневался, но верил. А сейчас вижу: ты просто врешь. Все может быть, но без бумаги в туалете?!

Я не ответил. Я ни на какие вопросы больше не отвечал. Когда она очень уж пристала, буркнул не слишком любезно:

— Пожалуйста, не отвлекайте меня от дороги, мы все-таки на хайвэе.

Они разом замолкли. Настроение окончательно испортилось. Хотя в чем же их винить? В том, что обозвали меня лжецом? Оно, впрочем, неудивительно: многие из нас зарекомендовали себя не слишком честными и, скажем так, чистоплотными. Да и потом, мы ведь приехали из страны, где вранье — норма. На всех уровнях — от президента до школьного учителя, от генерала до сержанта — лгут…

Вот и Монтиселло. Я помог пассажирам разгрузиться, высадить ребятню. Рассчитываясь, она вдруг спросила:

— Мы тебя обидели?

— Ну что вы! — кисло улыбнулся я. — Какие обиды! Я ведь профессиональный трепач, барон Мюнхгаузен!

Учтиво, как и подобает барону, поклонился и слегка подначил:

— А вы попросите мужа свозить вас на экскурсию на родину предков, сами увидите, как там живут евреи и неевреи, зачем слушать всяких брехунов вроде меня! Гуд бай, леди!

И всю обратную дорогу грезился мне Чернобыль, черт бы его побрал! Порой я уже и сам не верю тому, что видели мои глаза и слышали уши: такой бардак трудно осмыслить нормальному человеку. Что ж говорить об американце, который мне не поверил!

Суббота — наш выходной, наши религиозные клиенты по субботам не ездят. В середине дня пришел Юра, такой же, как я, врач-таксист. Он с Колымы, там и родился в семье ссыльных. Пришел прощаться: после трех лет Америки решил вернуться в Россию.

— Лучше быть голодным врачом, чем сытым таксистом, — хмуро заявил он.

— И Галя с сыном тоже так думают?

— Они остаются, — он отвернулся, помолчал и добавил: — Галя неплохо зарабатывает, и ничего ей от жизни больше не надо. И никто не нужен.