Еврейское остроумие. Десять заповедей - [25]

* * *

Бааль Шем Тов поощрял своих последователей задавать вопросы. Он говорил так:

— Я не боюсь никаких вопросов, хотя в мире есть две ложные идеи. Первая — будто праведник не может ошибиться; вторая — будто, совершая ошибку, он теряет свое величие.

* * *

У Бааль Шем Това спросили:

— Почему Моше, чтобы напоить своих людей, ударил по скале, вместо того, чтобы заговорить с ней, как велел ему Всевышний?

— Очень просто! Моше, конечно, знал, что скала послушается его, раз так сказал Всевышний, но он уже так устал от непослушания евреев…

* * *

Спросили у ребе Ицхака Меира:

— Почему в праздник сначала едят мацу, символ свободы, и лишь затем марор — символ рабства?

— Из‑за того, что евреи долго пребывали в рабстве, что думали, что все не так уж плохо. И лишь когда Моше вернул им надежду, они вспомнили вкус свободы и поняли, что живут в горечи. А уж как горек марор после мацы с медом…

* * *

Хасидский ребе наставлял своих учеников:

— Учиться можно, глядя на любую вещь. Все, что существует под солнцем, независимо — творение ли это Всевышнего или дело рук человеческих, содержит в себе мудрость и знания.

— Чему же учит нас железная дорога? — недоверчиво спросил молодой хасид.

— Что, опоздав на миг, можно упустить все.

— А телеграф?

— Что каждое слово учитывается и имеет стоимость.

— А телефон?

— Что то, что мы говорим здесь, можно слышать там! — ребе многозначительно поднял палец.

* * *

Как‑то раз ребе Нахум застал в бейс мидраш двух своих учеников за игрой в китайские шашки. Шла ночь Ханукки, но они вместо того, чтоб штудировать Тору, сидели, склонившись над доской.

Смутившись, хасидим быстро смахнули шашки в коробку, но ребе улыбнулся и, вновь достав шашки, стал расставлять их для новой партии.

— Знаете ли вы правила этой игры? — спросил он.

Ученики промолчали.

— Ладно, — продолжал ребе, — я вам объясню. Во — первых, иногда приходится жертвовать одной шашкой, чтобы выиграть две. Во — вторых, невозможно за один ход передвинуться на две клетки. В — треть — их, ходят всегда вперед и никогда назад. И в — четвертых, достигнув края доски, можешь двигаться, как хочешь!

И затем, внимательно взглянув на каждого из хасидим, ребе заключил:

— А ведь наша игра идет по тем же правилам.

* * *

Ребе Менделе из Коцка имел своеобразное чувство юмора. Поначалу он вместе с учениками жил в городе Томашов, но у него не сложились отношения с лидерами местной общины. В конце концов он решил, что не стоит жить в том месте, где община настроена холодно и полностью игнорирует его и его учеников. Несколько месяцев они странствовали в поисках подходящего места, но ребе Менделе не устраивал ни один из городов. Наконец они пришли в Коцк, но агрессивно настроенная местная община встретила их угрозами, а ученики хедера даже швырялись камнями при полном попустительстве взрослых.

— Доброе знамение! — сказал ребе. — Здесь мы и остановимся. Здесь, по крайней мере, тутошний народ небезучастен.

* * *

Один еврейский юноша блестящих способностей очень страдал из‑за того, что Бог сотворил его некрасивым. Он предпочитал лишний раз не выходить на улицу и сидел за книгами. Во всех своих бедах он винил свою внешность, дескать, был бы он приятной наружности, так с такими знаниями он бы мог стать ассистентом какого‑нибудь известного врача, а так он вынужден практиковаться в городской богадельне, среди грязи и вшей. Он пожаловался на свои несчастья ребе. В ответ тот рассказал ему такую историю:

— Ребе Йеошуа бен Хананья был на редкость образованным, но имел уродливую наружность. Женщины его сторонились, а маленькие дети начинали плакать, завидев его. Однако ученость, ум и мудрость снискали ему уважение императора Траяна, и он часто приглашал мудреца ко двору.

Увидев его, дерзкая юная принцесса со смехом сказала:

— Это ж надо, такой блестящий ум — и в таком убогом сосуде!

Ребе ничуть не смутился и спросил:

— Скажи мне, принцесса, в каких сосудах хранит твой отец дорогие вина?

— В глиняных кувшинах.

— Неужели? Они же такие грубые и уродливые! Только простой люд держит вино в таких сосудах, а царским винам подобает храниться в красивой посуде.

Принцесса прибежала к отцу и стала требовать, чтоб он велел перелить вина в золотые и серебряные сосуды. Тот смекнул, в чем дело, но сделал, как она просила. Через некоторое время вина превратились в уксус, а принцесса напустилась на ребе Йеошуа:

— Ну и совет ты мне дал! Знаешь, что случилось с вином? Оно скисло!

— Ну, теперь ты сама убедилась, что лучше всего вино сохраняется в неказистом глиняном сосуде, — сказал ребе Йеошуа. — Так же и с мудростью, и с познаниями.

— Но позволь, — возразила принцесса, — я знаю многих людей, которые и умны и красивы.

— Так‑то оно так, — ответил ученый, — но, возможно, они были бы еще умнее, не будь они так красивы.

Ребе посмотрел на веснушчатое лицо юноши и добавил:

— Будь ты красив, ты наверняка проводил бы вечера не в анатомическом театре.

* * *

Знаменитые хасидские ребе были людьми доброжелательными, вежливыми и в высшей степени тактичными. Образцом такого поведения может служить рав Йосеф Горовиц, известный как Старец из Новардока.

Когда в Новардок приезжал какой‑нибудь известный в хасидском мире человек, перед равом Горовицем вставал вопрос: нанести визит гостю первым или дожидаться, пока тот сам нанесет ему визит? Чтобы не было соблазна отказаться наносить визит из лени, рав Горовиц поступал так: он одевался в парадную одежду и доходил до ворот дома, где остановился гость. И только оказавшись на месте, он предавался размышлениям на тему, кто к кому должен прийти первым согласно раввинскому этикету. Так он был уверен, что не идет на поводу у лени.