Еврейский вопрос Ленину - [67]

Русские историки, как левые коммунисты, так и правые консерваторы, не сумели выйти за пределы интеллектуально порабощающей дихотомии: класс — нация. Удивительно, что ведущие идеологи партии (за некоторым исключением) и ультраправые (все без исключения) при всей противоположности взглядов пришли к сходным расистски окрашенным выводам. Общим для тех и других стала имперская идея Великой Руси. Шовинизм сформировал их идеологию, юдофобия превратилась в их общую духовную болезнь. Обратное движение от Ленина к Бланку в посткоммунистической России помогло ультраправым отмежеваться от русской революции как от чуждого и кошмарного еврейского дела. Их усилия (ни в коем случае не исчерпанные) блестяще продемонстрировали, что ни русские консерваторы, ни русские коммунисты не смогли ни понять русской истории, ни объяснить ее, ни тем более принять на себя в полной мере ответственность за исторические катаклизмы. Удивительно, что детской болезнью под названием «историческая безответственность» заразились русские мыслители на обоих концах политического спектра, причем далеко не только коммунисты. Неудача, постигшая русских ксенофобов (как на левом, так и на правом флангах), объясняется среди прочего тем, что все они пытались с помощью Ленина ответить на вопросы (классово-марксистские или националистически-русские), а не задать вопрос, ставящий под сомнение их шаблонные ответы.

В конце концов, главный герой нашей книги — еврейский Ленин — несуществующий экспонат, которому место на пыльных полках восточноевропейской лавки древностей — там же, куда следует поместить его исследователей и автора этой книги. Не было в России ни еврейской революции, ни еврейской власти, ни еврейского Ленина. Проблема, конечно, только в том, что уж слишком много любопытных посетителей у этой лавки древностей, жаждущих увидеть, услышать и потрогать этот экспонат.

И все же, что же нам делать с национальностью Ленина, чтобы глубже осмыслить его роль революционного вождя? Что же в итоге поставить в соответствующей графе его партийной анкеты?

Поставьте на этом бланке прочерк.

Благодарности

Разумеется, сесть за эту книгу было решением ошибочным, и все ж я бы хотел поблагодарить своих друзей, наставников, родных и коллег, которые помогли мне сделать эту ошибку непоправимой.

Моя самая искренняя благодарность Джону Бушнеллу, Джоэлю Мокиру и Эндрю Вахтелю: оторвавшись от своих преподавательских и научных занятий, они прочитали книгу в рукописи и поделились со мной многими конструктивными замечаниями, которые я учел в окончательном варианте книги. Я в долгу перед Аннет Езекиэль Коган, которая волшебством своей редактуры превратила мой английский в самый что ни на есть американский.

Особое спасибо моей жене, поддержавшей меня, когда я терзался сомнением, браться ли мне за эту книгу, и согласившейся, чтобы очередные полгода я проводил с Бланками и Ульяновыми больше времени, чем с Петровскими.

Я бы не смог продвинуться ни на шаг, если бы не своевременная и действенная помощь Хадассы Ассулин и Вени Лукина из Центрального архива истории еврейского народа в Иерусалиме; Ольги Музычук и Людмилы Демченко из Центрального государственного исторического архива Украины; Сергея Мироненко и Алексея Литвина из Государственного архива Российской Федерации; и Владимира Даниленко из Государственного архива Киевской области. Спасибо Ольге Литвин, Петру Власенко, Ярославу Димону и Виталию Черноиваненко, оказавшим мне помощь с иллюстративным материалом.

Книга была задумана и завершена в Чикаго, а писалась она в Польше, Мексике и на Украине. Я с удовольствием благодарю Ханну Венгжинек, обустроившую меня в Варшаве; Валентина и Валентину Масленниковых, которые позаботились обо мне в Киеве во время моей фулбрайтовской поездки; Мириям-Фейгу и Натаниэля Бунимовичей за их субботнее в украинском стиле киевское застолье; Роджера Каменца за рассказанные им мистические притчи во время нашего паломничества в Каменец-Подольский и на могилу рабби Нахмана в Умани.

Еще одна — отдельная — благодарность моей жене — на этот раз за то, что она привезла всю семью в Канкун, где я устроился на берегу в шезлонге с бокалом кокосовой «Маргариты» и погрузился в Полное собрание сочинений Ленина (тт. 45–55); лишь иногда бросал взгляд на лежащее передо мной флибустьерское море, представляя себе, что же на самом Лев Троцкий думал о Ленине, глядя на эти же самые карибские волны.

Владимир Тольц и Ольга Эдельман пригласили меня рассказать о еще не оконченной работе на радио «Свобода», где я потел перед микрофоном, стараясь найти ответы на их неудобные вопросы о черте оседлости, Староконстантинове и Мошко Бланке. Им — отдельное мерси.

Европейский интерес к книге вызвал Майкл Бреннер своей развернутой рецензией в Sueddeutsche Zeitung, которую перевели на десяток языков, за что ему отдельное спасибо — и особая моя благодарность Даниэлю Ортега-и-Шапирро, а также Славе Лихачеву, за рецензии, которые лучше самой книги.

Суету с русским вариантом книги спровоцировал мой иерусалимский коллега Александр Кулик, показав английское издание Михаилу Гринбергу; Гринбергу понадобились минуты, чтобы принять неспешное решение издавать книгу немедля; в 24 часа он нашел переводчицу, замечательную Татьяну Борисовну Менскую, которая с опережением пятилетнего плана на пять лет за месяц перевела книгу с английского. Весь производственный процесс — включающий верстку, корректуру, работу над обложкой и макетом, а также печать — занял рекордные два с половиной месяца, за что всем сотрудникам издательства «Мосты культуры/Гешарим» мое неподдельное восхищение и благодарность. Без их симпатий, самоотдачи и профессионализма русское издание книги так бы и не состоялось.