Еврейская и христианская интерпретации Библии в поздней античности - [2]

В своем комментарии на Книгу Екклесиаста Иероним приводит большое количество еврейских назидательных интерпретаций, о которых он узнал от своего наставника–еврея. В главе 9 сопоставляется толкование Екклесиаста у Иеронима и у мудрецов Талмуда.

Глава 10 подводит итог описанию полемики по поводу Библии. В этой главе даны также краткие характеристики еще четырех деятелей церкви, при этом акцент делается на жанровом своеобразии их сочинений. Также представлен краткий обзор школ, существовавших в сирийской церкви, и рассказано о двух других авторах–христианах, которые жили в Палестине. В двух приложениях затрагиваются методологические проблемы, возникающие при изучении религиозных споров и экзегезы Писания[1]

1. Интерпретация Библии в контексте поздней античности

В течение всего талмудического периода и в средние века христиане и евреи вели между собой непрерывный спор по поводу того, какое толкование Священного Писания является правильным. Для непосвященного борьба между евреями и христианами в первые века нашей эры представляется довольно нелепой. Евреи еще не оправились от жестоких поражений 70 и 132 гг. и были оскорблены и унижены устройством языческого капища на месте Иерусалимского Храма. Христиане воспринимались римлянами как разрушители и настоящие враги человечества. Их часто преследовали и казнили только за то, что они называли себя христианами. Претензии христиан и евреев на богоизбранность вызывали насмешки язычников[2], для которых господство Римской империи являлось неопровержимым доказательством того, что споры между евреями и христианами были просто фарсом, разыгрываемым предающимися самообману побежденными.

Цельс, языческий философ II в., заявлял: «Род христиан и иудеев подобен стае летучих мышей или муравьев, вылезших из дыры, или лягушкам, усевшимся вокруг лужи, или дождевым червям в углу болота, которые устроили бы собрание и стали бы спорить между собою о том, кто из них грешнее, и говорить, что, мол, "Бог наш все открывает и предвозвещает", что, "оставив весь мир и небесное движение и оставив без внимания эту землю, он занимается только нами", что, мол, есть Бог, а затем следуем мы, рожденные Богом, подобные во всем Богу, нам все подчинено — земля, вода, воздух и звезды, все существует ради нас, все поставлено на службу нам. Все это более приемлемо, когда об этом спорят между собою черви и лягушки, чем иудеи и христиане»[3].

Отзвук этих нелестных замечаний слышен в словах величайшего врага христианства, римского императора Юлиана, который написал целый трактат «Против галилеян». Юлиан, названный христианами Отступником, писал в 362 г.: «Уместно поэтому спросить Павла: если то был Бог не только евреев, но и язычников, чего ради он послал евреям обильную пророческую благодать, и Моисея, и помазание, и пророков, и закон, и чудеса, и чудесные мифы?., а к нам — ни пророка, ни помазания, ни учителя, ни вестника предстоящей и нам, хотя бы и позже, милости от него. Итак, в течение десятков тысяч или, если вам угодно, тысяч лет он не обращал внимания, что все люди, пребывая в таком невежестве, поклоняются, как вы выражаетесь, идолам, все от востока до запада и от севера до юга, за исключением небольшого племени, живущего даже еще неполных 2000 лет в уголке Палестины»[4].

Эти выпады против христиан и евреев дошли до нас только потому, что церковные иерархи считали необходимым опровергать их в специальных сочинениях. Таким образом, аргументы Юлиана и Цельса известны нам из вторых рук, из христианских трудов, посвященных опровержению утверждений язычников.

Необходимо отметить, что борьба евреев и христиан за верховенство, за право называться Израилем, за права на Священное Писание и его истинную интерпретацию велась не в изоляции. Язычники нападали на обе религии за их претензию на то, что только одной из них даровано истинное откровение. Языческие мыслители были потрясены дерзостью притязаний евреев и христиан на господство и близость к Богу, в то время как реальное положение этих групп, по крайней мере политическое, было самым плачевным.

Г. Струмза недавно заметил, что конец II в., когда появилось сочинение Цельса, был также временем формирования новозаветного канона, с одной стороны, и Устной Торы, с другой[5]. Соответственно, обе религии стремились выразить свои учения в понятных терминах. Развивая эту мысль, можно сказать, что необходимость обозначить свои границы перед лицом конкурента, а также перед лицом внешней языческой угрозы послужила мощным толчком к созданию письменных и устных собраний священных учений этих религий.

Другим элементом, влияющим на развитие обеих религий в этот период, был гносис (по–гречески «знание»). Гностики утверждали, что библейский Бог был злым Богом, ревнивым, мстительным и завистливым. Он был демиургом, богом, создавшим Вселенную и избравшим Израиль, но не истинным, добрым Богом. Добрый Бог, настоящий Господин Вселенной, был познаваем только лишь через откровение и мог быть постигнут только гностиком, обладающим необходимым знанием. Около пятидесяти лет назад наши представления о гностицизме основывались на сочинениях Отцов церкви, которые пытались опровергнуть его. Однако за несколько лет до обнаружения рукописей Мертвого моря в Египте (Наг–Хаммади) были найдены написанные на папирусе гностические тексты полуторатысячелетней давности. Эта находка чрезвычайно обогатила наши знания о гностической экзегезе. Следующий отрывок из гностического толкования истории о рае находится в тексте, озаглавленном «Ипостась архонтов» (то есть природа, или источник, правителей)