Еврейка - [4]

— Алло. Да, я еду домой. Да, последним. Да, проходит. Нет, не получилось. Да-да, ты знаешь, у меня дома где-то в сарае есть такой инструмент, не знаю, зачем он нужен, короче с одной стороны это топор, а с другой стороны — молоток, так надо было мне его с собой взять. И мочить этих сук, мочить, мочить!!!

Вика зафиксировала взгляд на панораме слева, так как поворачивать голову к Досу было опасно, он плевался.

— Мочить! Суки. Суки! Они закрылись в своей кладовке, за стальной дверью, суки!!! Мы пытались, — с азартом орал Дос, но шум автобуса, кондиционера, гул голосов и радио заглушал его и под волной впечатления оказались только Вика и молодой человек у окна, да и тот, судя по наушникам, ничего особо не слышал и не понимал уж точно. «Он что, совсем дурак? На мне написано: рус-ска-я».

— Мы пытались взломать, но что сделаешь голыми руками! Бляди на хер! Суки! Если бы был какой-нибудь топор! Бляди! В следующий раз им не уйти, сукам, на хуй! Им не жить, сукам! Мочить их, гнид! Мочить сук! — И как ни в чём не бывало: — Да, я еду домой. Да, через часик позвоню. Да нет, одна царапина. Да, спасибо. Пока.

И опять двадцать пять: посмотрели, сложили, посмотрели, положили, застегнули сумочку и сложили ручечки. И улыбнулись невинной улыбкой человека, уверенного, что его никто, ну никтошеньки не понял. «Вот гнида, а, и не стыдно ему людей мочить и орать так… сука, а ещё религиозный, с Богом общается, добрые книжки читает, а людей не любит, тварь».

«Время шестнадцать часов сорок минут. Сто сорок ракет упало на территории Израиля с утра и до этого часа. Госсекретарь Кондолиза Райс заявила: никто не желает, чтобы Израиль оставался на южной территории Ливана, включая сам Израиль, но моментальное прекращение огня недостижимо при данных условиях».

Автобус опустел. Сиденья справа от Вики освободились, но она не пересела на них по двум причинам. Во-первых, ногами она удерживала мониторы от падения, во-вторых — из центра она наблюдала за Сашей, который спал как ни в чём не бывало, свесив голову набок. Сиденья в левом ряду тоже потихоньку освобождались. Французский малыш вскарабкался на свободное кресло, повернулся лицом к Вике и принялся строить ей рожи. Вика ответила ему взаимностью. Малыш хохотал, прятался за спинкой кресла, делал «ку-ку», а Вика делала «ой боюсь». В конце концов малыш осмелел настолько, что перекочевал на свободное справа от Вики сиденье. Француженка забеспокоилась и позвала на иврите: «Иди сюда, Нимрод, кому говорю!»

«16:43. Сигнал сирены прозвучал в районе Западной Галилеи».

Нимрод хоть и был мальчиком, судя по имени, имел две шикарные косы, которые ниспадали из-под шапочки и доставали почти до пояса. Одет он был в шортики, что однозначно говорило о том, что он всё-таки Нимрод, мальчик, а не девочка. Всё это Вика уже знала: «Вот мамаша, сама одета, как Памела Андерсон, даром, что закрыта до пят, а ребёнок по всем правилам шариата».

Нимрод лихо перескочил через мониторы, оставил несколько синяков на Викиных ногах и взгромоздился на сиденье перед Досом. Теперь он строил рожи им обоим, и Вике, и Досу, объединив их таким образом в пару развлекающих малыша родителей. Дос растрогался и заговорил на иврите, обращаясь неизвестно к кому:

— Какая хорошенькая девочка!

Нимрод улыбался, Вика молчала, а Дос продолжал:

— Какая девочка славная. Маму любишь? Молодец. Красивая девочка.

— Это мальчик, — не выдержала Вика и вставила, тоже на иврите.

— Нет, это — девочка.

Пауза. Два придурка, говорящих на иврите с русским акцентом. Вика всегда говорила на том языке, с которого была начата беседа. Иногда потому, что могла ошибиться в происхождении акцента, а в основном из-за того, что не раз нарывалась на русских, которые принципиально отказывались говорить по-русски, и ей всегда было неприятно, когда они читали ей морали, что, мол, в чужой монастырь со своим языком и надо любить родину и отказываться от старого и лишнего и так далее, фашисты еврейские.

— Это мальчик. Сто процентов, — отчеканила Вика, не поворачивая головы.

— Не может быть, — телеграфировал в ответ Дос, так же, как и Вика, не глядя на собеседника.

Вика не удержалась и повернулась, посмотрела на него свысока. «Да что ты, блин, говоришь! Людей надо любить людей надо любить, я людей люблю… придурок».

На взгляд Дос отреагировал почти мгновенно. Он перегнулся через сиденье и позвал француженку:

— Простите великодушно, это девочка или мальчик? Извините, что беспокою.

— О, нет пгоблем, это мальчик. Нимрод, поди сюда (на фр.)

Дос плюхнулся на своё место.

«17:00. Семеро госпитализированных после тяжёлого проишествия у деревни Гилади до сих пор остаются в больницах. Один из них в очень тяжёлом состоянии, один — в тяжёлом, трое в среднем. Сосотояние остальных определено как лёгкое».

— Нет, ну надо же! — обратился Дос к Вике на иврите с истинным восхищением. — Как вы узнали? У неё же косы до пояса!

— У него, — продолжила чеканить слова Вика. — Во-первых, женщина, его мать, одета как религиозная еврейка. И кто, как не вы, должны знать, что религиозные никогда не одевают девочек в брюки. Это первое. Второе, кто, как не вы, должны знать, что религиозные и даже просто соблюдающие традиции не обрезают мальчикам волосы до трёх лет? А ребёнок едва тянет на три года. Пацану повезло с волосами, а она просто заплела ему косы, как девочке, чтоб не мешали. Это два, а три — это то, что я слышала и обратила внимание на то, как она его называет: Нимрод — мужское имя, и обращалась она к нему в мужском роде. Вот и всё.