Еврей Петра Великого - [67]

Завод тоже был хорош, мастера умелы, а работники расторопны. Петр, надев фартук, бегал по цеху, пил квас из бадьи, давал советы, учил, проверял, шутил, ругался и дрался. Старый Брюс еле за ним поспевал. Щека царя более не дергалась, физическое напряжение и деятельная суета привели его, как всегда, в хорошее расположение духа. Он забыл о своем плане поить рабочих водой из-под коряги, он раскраснелся, он любовно глядел на Брюса блестящими круглыми глазами. Перед тем, как собственноручно пробить летку и пустить металл, он пожелал непременно подняться на домницу по крутой и узкой, с редкими деревянными ступеньками лестнице. Брюса обдало жаром: он не предусмотрел такой возможности, ему и в голову не пришло укрепить истертые, разболтанные планки. Однако прямо призывать Петра к благоразумию было бесполезно, и Брюс знал это.

— Лесенка эта предназначена для людей мясных, — осторожно заметил Брюс, — а вы чугунный, Ваше Величество: тут во всем заводе никого нет с вашим весом, и, по физическим законам…

Поставив ногу на нижнюю ступеньку, Петр огляделся — он, действительно, был длинней других людей чуть ни на целую голову. Один только Вытащи, привычно подпиравший стенку у дверей, был ему почти вровень, а в плечах еще и пошире.

— Эй, Вытащи! — позвал царь. — Слетай-ка мигом вон туда, наверх! Ну, живо!

— Да потопай там, потопай! — озабоченно добавил Брюс.

Снизу они, задрав головы, смотрели, как Вытащи с опаской ставил ноги на шаткие ступеньки. Наконец он поднялся на тесную, в три доски, площадочку и, как ему было велено, потопал там и попрыгал.

— Тут жара, Ваше Величество! — сообщил он радостно, как будто сделал важное открытие, которым можно гордиться.

— Теперь слезай! — нетерпеливо крутя головой, сказал Петр.

Первая же планка, на которую шагнул Вытащи, хрустнула и подломилась под его тяжестью. Взмахнув руками, он схватился за край домницы, пальцы его соскользнули, и он, изогнувшись в поясе, полетел вниз головой на груду железных брусков, сваленных у подножия печи.

Первым к упавшему подошел Петр, склонился над телом, строго заглянул в залитое кровью лицо. Потом, резко разогнувшись, обернулся, кого-то ища. Перед ним стоял Лакоста, глядел, что-то пришептывая, на Степана.

— Лекаря, Ваше Величество? — отгадывая желание царя, быстро спросил Лакоста.

— Принеси-ка мне из саней мою походную аптечку! — приказал Петр. — А его, — он кивнул на лежащего, — вынесите на волю, темно тут.

Несли на рогоже, с осторожностью: раненый еле слышно стонал, да и спешить было некуда. Люди, оставив работу, шепотом обсуждали происшествие:

— Это он гнилой воды напился на Чертовой кухне, у него голова кругом и пошла!

— Засыпать надо, братцы, корягу и камнем привалить, а воду пустить в болото: пусть течет!

— Молчать, молчать! — покрикивал Брюс. — Без вас разберутся!

От царя ждали чуда, немедленного исцеления. Появление Лакосты с аптечкой еще подбавило веры: блестящий лаком драгоценный сундук с серебряными уголками, со множеством ящиков и ящичков, производил сильное впечатление. Расступившись перед спешащим Лакостой, толпа затем сомкнулась и, вытянув шеи, молчаливо и зорко ждала.

Вытащи лежал у ног царя, на снегу, чуть припорошенном сажей. Он лежал на спине, большое белое лицо, с краю зачерненное кровью, глядело в студеное высокое небо. Ветер рассеял и разогнал тучи, было сухо и холодно.

Откинув крышку аптечки, Петр разложил на ней, как на столике, несколько хирургических инструментов, при взгляде на которые человек испытывает невольное смятение: ножницы, нож, какие-то иглы, зеркальце на длинной ручке. Из плоского хрустального флакона смочив тряпицу, он протер лоб и висок Вытащи, состриг окровавленные волосы и осмотрел рану. Низко нагнувшись, оттянул губы, веки. Потом, удобно уложив в ладони короткий нож с серебряной рукояткой, одним длинным легким движением распорол ему кафтан вместе с нательной рубахой от горла ниже пояса.

— Ближе, ближе подходите! — не оборачиваясь, крикнул он толпящимся. — Сейчас будем анатомии смотреть!

— Он жив еще, Ваше Величество! — не спуская глаз с полоски светлой стали в царской руке, прошептал Лакоста. — Он дышит!

— Почти не дышит, — приблизив ухо ко рту Вытащи, удостоверился Петр. — Остатки воздуха выходят… Полезный он был человек, и смерть у него полезная. Каждый должен свою пользу приносить — он, ты…

Скользнув лезвием по коже, он тотчас же, вторым проводом расширил и углубил надрез и вскрыл брюшину. Над черной щелью поднялось облачко пара и рассеялось.

Окостенев от ужаса, Лакоста продолжал глядеть туда, где только что витало над телом это страшное облачко, а потом заглянул в щель, как в гибельную трещину, открывшуюся у него под ногами. Петр запустил руки в щель и, тихонько покряхтывая, раздвигал ее стенки. Нащупав что-то гладкое, выскальзывающее, он потянул это, подрезал ножом, дернул с яростью, вырвал и выпрямился с кровавым шматком в руке.

— Что это? — оборотясь к толпе и показывая, спросил он.

Толпа молчала оглушенно.

— Эй, ты! — вызвал он тощего парня с красными насморочными глазами, стоявшего поближе. — Отвечай: что это?

— Кишка, Ваше Величество, — шмыгнув носом, неуверенно сказал спрошенный.