Евреи в тайге - [77]

Шрифт
Интервал

Революция пришла. Она сказала им:

— Идите, трудитесь и живите!

И вот они встали. Они выпрямили спины и покинули гноища отцов. Они трудятся и живут. Они стали новыми людьми.

Танцы

Я приехал в Бирефельд на несколько часов, а вышло так, что пришлось заночевать. Знакомый тракторист повел меня на ночлег к своим землякам, переселенцам из Полтавской губернии. Хозяева были гостеприимны, но устроиться было пока невозможно: в доме занимался кружок молодежи — фельдшерица давала урок гигиены. Я решил пройтись немного по селу, зайти к доктору. Вернулся через час. Во дворе, у ворот встретил хозяйку.

— Не везет вам! — сказала она. — Опять спать нельзя. Урок кончился, но сегодня наш молодняк загулял.

Из дома доносилась гармонь. Я вошел. Было тесно и душно, баянист захлебывался и заливался, закатив глаза, и грохотали сапоги об пол. Это танцовала аудитория фельдшерицы. Играл в углу долговязый парень в ухатой меховой шапке. Ухи были приспущены, шапка заломлена набекрень. У парня была цыгарка в уголке рта. Лицо было у него добродушное; оно взволнованно застыло, а глаза были неподвижно устремлены вперед.

Какие видения носились перед ними, покуда пальцы ловко перебирали клавиши?

Убогое детство в местечке? Родители, замученные нищетой? Юность, окровавленная погромами? Гражданская война — грохочущий предвестник другой жизни? Или непостижимое и загадочное будущее в тайге, среди сопок Хингана?

Где-то я видел гармониста с такими глазами…

Это был солдат, самарский мужик. Немцы взяли его в плен. Он бежал от немцев в Бельгию и через фронт пробрался во Францию. Мы вместе возвращались во время войны в Россию. Нас было четыреста солдат. Мы носились двадцать пять суток по морям. В Ледовитом океане мы попали в белые ночи и проводили почти круглые сутки на палубе. Самарец играл на гармонии, а мы плясали. Нас трепали жестокие бури, мы голодали и проигрывали друг другу в карты еду, вино и табак и не знали, доплывем ли до земли, или нас потопит немецкая подводная лодка. Но люди плясали, громко топая каблуками, и не думали. Один только самарец сидел на снарядном ящике с неподвижными глазами. Пальцы ловко перебирали клавиши гармошки, а на лице застыло выражение добродушия, неподвижные глаза смотрели куда-то далеко. Они точно вобрали в себя всю тревогу за родной далекий дом, за нас, за войну, за весь ужас жизни. Никто не догадывался об этой его тревоге, потому что лицо было тоже вот так смело и добродушно, а руки делали свое дело: они играли.

Парень в меховой шапке напряженно играл старый вальс. Рядом с ним сидел паренек помоложе — белокурый курносый казак. Он ловко выстукивал двумя деревянными ложками по колену мелодию, которую еврей играл на гармонии, и подпевал себе вполголоса:

Зачем же ты топчешь ногами
Невинную душу мою?
Да будь же ты проклят богами
За злую измену твою!..

Плясали, кто как умел. Здоровенный увалень, тракторист-еврей с Украины, ввалился в болотных сапогах. Он вышел на середину комнаты и грузно остановился. Утвердившись на левой ноге, он выждал такт и стал пристукивать правой. Он делал это, чуть-чуть приседая, подпевая и прищелкивая пальцами. Ни для мелодии вальса, ни для темпа это все не годилось, но парень был доволен, и остальные были довольны. Все кричали: «Браво, Меер!»

Когда Меер отошел в сторону, обливаясь потом, появился другой тракторист. Мы с ним провели только что трое суток в пути. На тракторе он не имел человеческого образа: сапоги были в грязи выше колен, рабочий балахон был пропитан нефтью и смазочным маслом, лицо было совершенно черное, как уголь, руки были по локоть в грязи.

Я его не узнал.

Он явился на танцульку тщательно умытый и выбритый, в белом воротнике, в галстуке, в новом костюме. Желтые ботинки тоже сверкали новизной. Он жеманно подхватил какую-то девицу и стал кружить ее в вальсе.

— Такой аккуратный парень, а между прочим жена его спокинула! — сказал мне еврей, сидевший рядом со мной.

— Почему?

— А кто их знает? Тут целое происшествие…

Это была история, какие часто случаются в новых странах. Тракторист познакомился с красивой переселенкой из Умани. Женщин здесь мало. Тракторист женился на третий день. Но на шестой день ее отбил другой тракторист. Чем он был лучше первого, неизвестно. Но он был осторожней: чтоб избежать дальнейших увлечений молодой особы трактористами, он увез ее из Биробиджана.

— Они уехали на Сахалин. Там много теперь евреев работает на рыбалках и на нефти.

Со двора доносился ветер, шел дождь, а в доме гремела гармонь, стукали ложки, и тракторист кружил в наивном вальсе свою тоску по уманской евреечке, которая бросила его здесь одного в тайге, а сама умчалась на сахалинские рыбалки.

— Перемени, Мишка! Перемени! Вдарь веселую, Мишка! — нетерпеливо приставала публика к гармонисту.

Но он, как на зло, играл одни только вальсы.

Он сыграл «Спекулянтку». Ложечник подпевал, мотая головой и вытягивая шею на высоких нотах:

Твоя мама спикулянка,
Пироги пичоть…

Длинный, непохожий на еврея юноша в белой рубашке, в черных брюках и с таежным ножом на боку кружил приземистую и полногрудую еврейку с наивными и немного испуганными глазами.


Еще от автора Виктор Григорьевич Финк
Загадочное исчезновение Ренэ Прево

Автор настоящего сборника Виктор Григорьевич Финк принадлежит к старшему поколению советских писателей Он родился в 1888 году, получил высшее юридическое образование в Париже, Из его произведений наиболее известны переведенные на многие иностранные языки автобиографический роман «Иностранный легион», «Судьба Анри Ламбера» и «Литературные воспоминания».Во время Великой Отечественной войны В. Финк был корреспондентом газеты «Красная звезда».


Иностранный легион

В повести «Иностранный легион» один из старейших советских писателей Виктор Финк рассказывает о событиях первой мировой войны, в которой он участвовал, находясь в рядах Иностранного легиона.Образы его боевых товарищей, эпизоды сражений, быт солдат — все это описано автором с глубоким пониманием сложной военной обстановки тех лет. Повесть проникнута чувством пролетарской солидарности трудящихся всего мира.


Рекомендуем почитать
Открытая дверь

Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.


Где ночует зимний ветер

Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.


Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.