Евразийка - [16]

Мы у судьбы прощенья просим.

Произошедший невпопад

За шаг не в такт, против теченья, Никто ни в чем не виноват,

И не за что просить прощенья…

«Ах, если б да кабы могли

Вспять повернуть родную душу, Отнять добычу у земли,

Ах, если бы Господь послушал…»

Но в теплых солнечных лучах

Купает крылья небо сине,

Там отступают смерть и страх, И просьбы кажутся пустыми…

***

Снежное сияние деревьев,

В облака закутанных берез.

Неразрывность утонченных звеньев

Закалил под градусом мороз.

Закрутил в седую паутину,

Заманил в тенета декабря.

Белою болотистою глиной

Залепил и реки, и моря...

На веревке мерзлая простынка

Бьется на прижимистом ветру.

А душа застыла, словно льдинка.

Наломавши дров, слезу утру.

Чёт и нечет, словно чёрт и нечерт —

Белая и черная черта.

Скоротаю божий день и вечер, И сойдет на землю чернота.

Затоплю спасительницу — печку, Мой сверчок заплачет на шестке.

Из трубы взметнется к Богу свечка, Жар с золой оставлю кочерге.

***

У меня будет крошечный мир,

Под окном, с голубою сиренью, Я его залистаю до дыр,

Зачитаю, как стихотворенье,

Я его сберегу от потерь,

От разлук я его заколдую,

В этот мир запечатаю дверь,

Проживу свою жизнь, как чужую...

* * *

Как лист зеленый пожелтеет день, Наполнится усталостью и прелью.

И там, где слух разбужен был капелью, Уснет мудрец под медный звон травы, Желтеющей на поле васильковом.

И старый день звенеть не будет новым.

И старый дом быльем лишь порастет.

Засыпан снегом, в ноябре уснет.

Как пестрые несушки на насесте

Деревья оперенье из листвы теряют.

Перья — листья, перья вместе

Набьют подушки пышные зимы.

Все станут ждать, когда отверзнув слух, Вдруг встрепенется солнечный петух, Разбудит свой курятник оголтелый, Лист развернется — клейкий, неумелый

И никогда не вспомнит прошлый день.

***

Из хрусталя цвела Земля Обетованная.

И в белом снеге словно затаясь, Спала земля, любимая, желанная, И смертная в душе ослабла связь.

Ты обжигаешь легкие мороженым, Густым и дымным зноем голубым.

А снег лежит нетронутым, нехоженым, Хрустящим, свежим, пышным, молодым.

Утонешь в этом море снега белого, Умоешься застывшею росой.

Не тронешь — не оценишь мира целого

С по-детски не целованной красой.

Цветет земля, пресветлая головушка, Под снежными ресницами смеясь, Над ней еще гнезда не свил соловушка, А смертная уже бессильна связь.

***

Прости, мой друг, ведь ты, к несчастью, дорог

Поэту, что с законом не в ладу —

Мне чуть за двадцать, вам — чуть-чуть за сорок, В вас утонула на свою беду...

И пишутся затейливые вирши:

«Ваш огонек украсил мой ночлег...»

Люблю, грешна, меня простит Всевышний.

Что наша жизнь? — какой-то жалкий век.

Мой добрый друг, вам проще, вы сильнее, А мне сегодня ночью не уснуть...

Вы — не Ромео, я — не Лорелея, Мне право грустно сделалось чуть-чуть.

И обронила слово, как слезинку, На волосы, что жарче янтаря.

Простите непутевую Маринку,

Я вас прощаю, проще говоря...

* * *

«Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда…»

А.С. Пушкин

Как беда нахлынет

Черною водой,

Станет на губах полынью,

Горькой лебедой.

Соберу в кружок я стаю

Резвых птиц,

Воробьишек привечаю

И синиц.

След петляет по дорожке

Не простой.

Я рукой посыплю крошки,

Милый мой.

Пусть развеют озорные,

Расклюют.

Все дела мои пустые,

Весь уют.

Божьим именем скликаю

В хоровод

Божьих птичек в Божью стаю

Круглый год.

Накормлю их без вопросов,

Милый мой,

Хлебом белым, чистым просом, Чередой.

И отступит тьма седая

В тот же час,

Птичий щебет, Божья стая

Молит Господа за нас.

***

Город бьется в сетях золотой паутины, Словно рыба об лед, словно сом в ледостав.

Шапку снега на брови из елей надвинув, В снежной спячке забылся зимний лес.

Я устал:

От нелепой, бессменной борьбы с бездорожьем —

Сущий с круч Араратских наблюдает как сын —

Несмышленый балбес его, с грязною рожей, Водит стайку машинок по дорогам крутым.

А по этим дорогам до Него не добраться, Кто же горние тропы асфальтом мостит? —

Посреди перекрестка напиться, надраться, Протрезветь… и останутся горечь и стыд.

Нет дороги прямей, чем стежок по равнине, Снежной белой равниной, пешочком домой, Там назначена встреча…

Мечтаю о сыне —

Он обещан мне в городе ранней весной…

А дорогу судьбы не проложит по карте

Мне библейский Сусанин — пророк Моисей.

Я бреду по дороге, я ищу, я на старте, До Тебя бы добраться, до Тебя бы скорей…

***

Дойду до кромочки жилья

Версту с лихвою.

А в поле нету ни жнивья,

И волки воют.

Как много теплого огня

В глухой деревне.

Там встретят всякого меня,

Там голос древний

Гудит в чащобе за углом,

В лесу древесном.

Там поят белым молоком,

И хлебом пресным.

Там насыщают, не таясь,

За палисадом.

Там мало доброго меня,

Но и не надо.

Тепло и чисто от огня

В светелке тесной.

Там отпоют в распев меня,

И я воскресну.

РУСАК

Может, сказка топает за полем, Да бежит по жниве русый заяц.

Ничего ты, миленький, не понял, Ни брюнет, ни лысый, ни китаец…

Просто синеглазый мой мальчишка, С юными случайными прыщами,

На лице синяк, а может, шишка, Любим вас таких, таких прощаем.

Всех прощаем, где иных набраться, Русый, мой русак, любимый заяц, Станем спорить, драться, целоваться, Ни брюнет, ни лысый, ни китаец…

Мой воитель — воин-охранитель, Верный оградитель мой от страха, Словно сказки русской светлый житель —