Евпатий Коловрат - [20]

— Да, помню об этом, — нетерпеливо сказал Бату-хан. — Я убрал с моих глаз эту старую трусливую собаку.

Сыбудай качнул головой. Бату-хан заметил это движение и сердито засопел. Он знал, что одноглазый наставник не одобрил тогда его решения.

— Ты был, конечно, прав, Повелитель Вселенной, — продолжал Глеб, — когда отказал в своей милости хану Барчаку. Он должен был умереть вместе со всеми воинами. Но Барчак — половецкий хан, а половцы — соседи русских, они часто встречались раньше на бранном поле и, может быть, хан Барчак увидел в ту ночь такое, что может навести на след… Я слыхал, будто Барчак узнал предводителя русских.

— Так-так, — медленно проговорил Бату-хан, теребя рукой узкую бородку. — Значит, это все-таки руссы… Но откуда сила у них? Ведь позади лишь трупы и пепел… Ко мне Барчака!

Привели половецкого хана.

Знал Барчак, что Бату-хан разъярен сверх меры. За время, истекшее с той ужасной ночи, Барчак приучил себя к мысли о неминуемой смерти и часто поглаживал рукоятку ножа, который подарил ему когда-то Бату-хан. С ножом этим хан Барчак не расставался и с его помощью надеялся избежать мучительной казни по монгольскому обычаю, когда дюжие нукеры Повелителя Вселенной соединяли затылок и пятки обреченного.

Бату-хан встретил Барчака ласково, и половец пал духом: такое начало не предвещало ничего доброго.

— Расскажи нам, хан Барчак, что произошло в ту ночь, когда ты потерял всех своих людей и наши воины погибли тоже, — сказал Бату-хан. — Мы хотим знать подробности. Кто были неизвестные?

— Руссы, — ответил Барчак.

— Но откуда взяться такому сильному войску в этой разоренной стране?

— Повелитель Вселенной, — сказал Барчак, — руссов немного. Но если их ведет в бой тот человек, то сила каждого удесятеряется.

— Какой человек?

— Мне кажется, я узнал его голос.

— Кто же он?

— Евпатий Коловрат.

— Коловрат?

— Да, Повелитель Вселенной. Еще в первую встречу с тобой я говорил, что это самый смертельный мой враг. Воевода Коловрат держал своей дружиной полуденную границу Рязанского княжества. Это страшной силы человек, умеет он и других увлечь за собой.

Барчак замолчал. Молчал и молодой монгол. Насупившись, смотрел он в пол, и кто знает, о чем он думал.

Молчание затягивалось, но никто бы не посмел и шелохнуться.

— Ну что вы все молчите?! — вскричал вдруг Бату-хан. — Надо изловить его и доставить в мой шатер!

Сыбудай решил, что пора вмешаться, и приблизился к Бату-хану.

— С этим воином надо быть осторожным, мой Повелитель, — заговорил он. — Пусть дружина его мала, но она воюет по-своему, он бьет и сразу уходит, избегает ответного удара. А урон от него большой. Наши люди стали бояться ночи… Выслушай, Повелитель, князя Глеба.

— Говори, — кивнул Глебу Бату-хан.

— Надо послать гонцов, — сказал Глеб, — чтобы те от имени Повелителя Вселенной обвинили рязанского воеводу в трусости.

— Как ты сказал?

— Надо обвинить Коловрата в трусости. Мол, может он нападать лишь на спящих и безоружных, а на честный бой не способен. Не стерпит он оскорблений, и тогда кто-нибудь из твоих батыров, Повелитель Вселенной, вызовет Коловрата на поединок.

— Я понял, — сказал, подумав, Бату-хан. — Хостоврул!

— Здесь я, Повелитель, — отозвался из толпы грубый голос и, расталкивая приближенных, вышел вперед здоровенный монгол, шурин Бату-хана.

— Ты бросишь вызов русскому воину, — сказал молодой монгол. — Согласен?

Хостоврул пожал литыми плечами.

— Согласен, — ответил он, и на плоском его лице зазмеилась улыбка. — Давно не развлекался.

— Сыбудай, — сказал Бату-хан. — Готовь посланцев к Коловрату, пусть сыщут непременно… Все идите прочь! А князю Глебу остаться…

Ярко светило солнце.

По обоим берегам Клязьмы стояли две рати. На левом, где раскинулась деревня Покров, стояло несметное монгольское войско, и сам Бату-хан расположился в походном шатре на возвышенье, чтоб получше разглядеть поединок шурина своего с Коловратом. На правом берегу, спиною к ближнему лесу, за которым шли губительные мшары вплоть до озера Светец, расположилась русская дружина.

Рязанцы сами выбрали это место. Особый расчет был у сотника Ивана. Правда, он отговаривал, как мог, Коловрата от поединка с монгольским богатырем, видел в сем какой-то подвох. Но убедить Евпатия не сумел, воевода вне себя был, когда назвали его трусом.

Иван в Коловрата верил, знал, что другого такого воина земля еще не родила. А какой слух пойдет по Руси об этом поединке! Только б не схитрили монголы…

Не знал Иван, что ловушку для них готовит русский, который знает повадки бывших своих земляков и уже заранее рассылает монгольские отряды, чтобы те могли отрезать рязанской дружине путь к лесу. А ведь именно в лес и в болота сотник Иван собирался заманить поганых насильников.

По указанию Сыбудая спешили китайские умельцы установить потаенно стенобитные орудия. Покривился Бату-хан, услыхав об этом, но спорить с одноглазым наставником не стал.

…Чист, незапятнан, не испещрен следами был снег, покрывший лед на реке Клязьме.

Завыли монгольские трубы.

— Пущай себе воют, — сказал Коловрат и повернулся к дружине. — Рязанцы! — крикнул он. — Наше слово коротко: смерть проклятой орде! Одолею я подлого монгола — все как один на врага! Погуляем всласть на бранном поле!