Евпатий Коловрат - [15]
Удар, еще удар.
Звук был глухим и хриплым, как зов о помощи.
Против очищенной от снега и трупов паперти Борисоглебского собора стояли три бревна, связанные вершинами вместе. Между ними висел колокол, язык его раскачивал седобородый старик в оборванной одежде. Рядом стояли два немолодых рязанца и мещеряк. Они настороженно смотрели на подъезжающих всадников и не двигались с места.
Заметив Коловрата и его ратников, старик передал веревку от колокола товарищу, а сам пошел Евпатию навстречу.
Коловрат узнал Верилу и, спешившись, крепко обнял его.
— Как случилось, отец? Где люди? Неужто навеки погибла Рязань?
— Плачь, воевода, — сурово ответил Верила, — плачь, ежели слезы есть.
— Нет слез, отец, — сказал Евпатий. — Огонь в груди, только огонь! Готов умереть, отмщая! Никогда себе не прощу, что не был я здесь со всеми в гибельный час!
— Ты еще повоюешь, Евпатий, — тихо сказал Верила. — Людей мы спасли, не всех, правда. В лесу рязанцы, на том берегу Оки. Вот он, — Верила кивнул в сторону мещеряка, — вождь лесного племени, принял и укрыл своих соседей. Там ныне мы собираем всех, кто может носить оружие. Вот и в колокол бьем — может, кто уцелевший покажется… И тебя ждали, Коловрат. — В лесу, — прошептал Евпатий. — Люди в лесу…
Он хотел спросить про Чернаву, но осекся, решил, что не к месту будет вопрос.
— Сложили головы все князья, — говорил Верила, — но князь Олег Красный, весь израненный, сумел бежать из плена. Там же, в лесном городке он, бог даст — поправится…
Весь остаток короткого зимнего дня, пока ночь не закрыла от печального лика Ярилы великое злодейство, и весь другой день, который пришел на смену, ратники вместе с людьми Верилы и теми, кто откликнулся на зов колокола и вышел из убежища, убирали останки рязанцев со скорбной земли.
К концу второго дня к Евпатию Коловрату, который в те минуты не отрываясь, глядел, как складывают заледенелые трупы на бревна-поленья огромного костра, сооруженного против Успенского собора, подошел черниговский воевода Климук, кашлянул, чтобы привлечь внимание, и сказал:
— Дозволь мне повернуть, Коловрат. Поспешать надо в Чернигов.
— Что так, воевода? — спросил Евпатий, нахмурясь.
— Не гневайся, Коловрат, не боюсь я ни брани, ни смерти, но только человек я князю своему Мстиславу подчиненный. А тут помогать некому. Дозволь мне повернуть в Чернигов.
— Понимаю, Климук, — ответил Евпатий. — Мы остаемся мстить, а тебе тут делать нечего.
Климук молчал, опустив голову.
— Что ж, расскажи князю Мстиславу, что видел, — тихо сказал Евпатий. — И уходи! Сейчас же уходи, не то передумаю и прикажу казнить тебя, как изменника. Уходи…
Когда стемнело, Евпатий и Верила с небольшим отрядом перешли застывшую Оку и скрылись в Мещерском лесу.
Встреча в Залесье
Во второй половине шестьдесят восьмого года от рождения Христова появилась первая книга Нового Завета Откровения Иоанна Богослова — Апокалипсис.
Шли годы, укрепилась христианская церковь, и Иоанна Богослова причислили к лику святых, особо почитаем он был в Византии. В честь византийской иконы Иоанна Богослова, созданной в девятом веке и перенесенной на Русь, был выстроен по берегу Оки, выше Переяславля, Залесский монастырь.
Старый Верила, надежно укрывший византийскую «Одигитрию», черниговскую «Редидинскую икону», «Муромскую Богоматерь» и другие святыни, помнил, конечно, и про «Иоанна Богослова». Но не достало времени заняться этой иконой. Верила спешил спасти людей, вел бесконечные переговоры с вождями мещерских племен, размещал потерявших кров и землю рязанцев, сбивал мужиков в дружины, которые пока не воевали, а ладили лесные убежища, чтобы пережить суровую зиму и женщинам, и детям, и старикам.
Встретив Евпатия Коловрата в разоренной Рязани, Верила проводил его в лесной городок, где выздоравливал князь Олег Красный и готовился к новым боям верный помощник Коловрата сотник Иван. Порадовался Верила, глядючи, как встретились, наконец, эти сильные люди, и заторопился в храм Иоанна Богослова, в Залесский монастырь.
В том месте Ока идет по дуге, огибая мещерские леса. На одном конце дуги — полуденном — Рязань, а на полуночном — Переяславль. За Переяславлем, в сторону Коломны, деревня Залесье, там неподалеку и содержалась дорогая святыня.
В доброе время двигался бы Верила берегом реки, но старик знал, что войска Бату-хана пошли по надежному теперь льду Оки. Орда выплескивалась кровавыми языками на берега речной долины, обильно застроенной русскими деревнями и городами. Поэтому Верила выбрал прямой путь, через дремучий лес, благо что были добрые проводники из мещеряков-охотников.
Шли они на лыжах и добрались до Залесья вовремя: монголы сюда еще не нагрянули.
Верила оставил провожатых обогреваться в монастырской обители, а сам направился в покои отца игумена распорядиться о сохранении иконы.
Игумена он застал напуганным страшными слухами, достигшими Залесья, не ведающим, как поступать дальше. Старого Верилу отец игумен знал хорошо, да и кто не знал его на Рязанской земле. Княжьего летописца игумен встретил с великой радостью, принялся расспрашивать о Рязани, заикаясь и путая слова от волнения.
