Евнухи в Византии - [47]

. Настоящие святые евнухи, похоже, появляются уже в Византийской империи, и люди, достигшие такого статуса, встречались нам выше в качестве священнослужителей и/или монахов[695]. Самый известный пример — Игнатий Новый, ставший патриархом Константинопольским[696]. Игнатий — монашеское имя святого: первоначально его звали Никита, но он стал монахом, когда его отец, император Михаил I, был отстранен от власти Львом V. Одновременно с тем, как Никита был вынужден стать монахом, он был оскоплен вместе со своим братом[697]. Игнатий был особенно известен страданиями, которые он претерпел от Варды и Фотия. Никифор, митрополит Милета в Х веке, также почитался как святой: его житие появилось вскоре после его смерти. Преподобный Иоанн Постник тоже был причислен к лику святых: хотя его житие XII века утрачено, существует похвальное слово ему, написанное в XIV веке Никифором Каллистом Ксанфопулом[698]. В том же XIV веке Никифор Григора написал житие своего дяди Иоанна, евнуха и митрополита Ираклии[699]. Еще один пример — патрикий Никита, который сделал светскую карьеру, прежде чем стать монахом, и который был святым-иконопочитателем[700]. Другие примеры более дискуссионны. Если бы патриарх Герман действительно был евнухом, его можно было бы включить в список святых евнухов, но в его житии не сообщается, что он был кастрирован. Есть также случай Симеона Нового Богослова, в котором некоторые видят евнуха, однако другие это отрицают: как было отмечено в предыдущей главе, в его житии, написанном Никитой Стифатом, прямо не утверждается, что он был евнухом.

Конкурирующие подходы

Таким образом, в поздней Римской и Византийской империях мы можем встретить евнухов в качестве священнослужителей, монахов и святых. Очевидно, что такая ситуация устраивала не всех. Как и в отношении государственных должностей, существовало противодействие тому, чтобы самооскопившиеся становились священнослужителями. Конечно, не все евнухи решились на кастрацию добровольно, и Никейский собор оправдал тех, кто был кастрирован по причине плохого состояния здоровья или против их воли варварами или хозяевами, имея в виду предположительно тех, кто был рабами. Чего не ожидал Собор, так это того, что родители-византийцы будут кастрировать собственных детей (или что взрослый ромей будет кастрировать родственника-ребенка), — ситуацию, которая отличала именно Византийскую империю. В связи с этим возникает вопрос: а каков был статус этих евнухов? Считалось ли, что они были кастрированы добровольно, или считалось, что они находились под юрисдикцией других лиц и, следовательно, не контролировали это решение? Конечно, в Византии всё еще существовали евнухи, которые были обязаны (или предположительно обязаны) своим статусом плохому здоровью или власти чужих людей, но и тех, кого спокойно кастрировали их собственные семьи, было достаточно, чтобы поднять вопрос о том, насколько это оправданно. Возможно, замечание Лиутпранда о том, что византийский клирик-евнух бросал вызов каноническому праву, было не просто выражением западных предрассудков или неточным наблюдением, но отражало его знание о том, что византийцы кастрировали своих собственных детей. Таким образом, легитимность некоторых византийских священнослужителей-евнухов, возможно, была некоей серой зоной. Однако, как мы видели на примере императорского законодательства, византийцы вполне могли игнорировать юридические установления, точно так же, как те, кто позднее производил кастратов в Италии, могли игнорировать угрозу отлучения от Церкви. Однако в труде Феофилакта Охридского «В защиту евнухов» ответ евнуха, который кастрировал своего племянника, заключается в том, что, хотя добровольная кастрация взрослых — это отвратительный акт, предпринятый с сексуальными целями, оскопление мальчика с согласия его собственной семьи — вполне благовидное для христианина деяние[701]. Евнух Феофилакта оправдывал кастрацию тем, что она сродни обрезке виноградной лозы и что подвижники тоже изменяли свои тела с помощью жестокой аскезы, — так опровергается обвинение в том, что те, кто был оскоплен, исказили образ Божий[702].

То беспокойство, которое могли испытывать по отношению к евнухам в Церкви, распространялось и на монашество. Евнухи вместе с безбородыми юношами и детьми считались проблемной группой. Это становится ясно, например, из жизнеописаний первых отцов палестинского монашества[703]. Преподобный Евфимий указывал, что безбородому юноше запрещено входить в лавру[704]. Когда Савва Освященный стал игуменом, он постановил, что юношам не разрешается входить в его лавру[705]. Он передал это правило настоятелям других лавр, утверждая, что это древний закон, установленный ранними отцами и происходящий от отцов Скитской пустыни. Савва постановил также, что евнуху с женоподобным лицом запрещено проживать в лавре[706]. Запрет на допуск евнуха или безбородого юноши в лавру был фактически первым правилом в синайском монашеском правиле Мар-Сабы[707]. Как известно, аналогичные проблемы отмечают и византийские типиконы, например, императорские типиконы афонских монастырей