Эвита. Женщина с хлыстом - [91]

Но на некоторое время внимание публики было отвлечено от драматического исчезновения Эвы из общественной жизни. В 11.10 28 сентября по радио было объявлено, что армия взбунтовалась; через несколько минут Эспехо призвал ГКТ к всеобщей забастовке в знак протеста против мятежа. Вскоре радио стало транслировать заявления о том, что мятежные офицеры будут расстреляны, а около часа дня было объявлено о подавлении восстания. Эта попытка, судя по всему, была очень плохо спланирована. Рано утром восставшие самолеты бунтовщиков с военной авиабазы в Эль-Паломар и с военно-морской базы в Пунта дель Индио вылетели в сторону города, разбрасывая листовки, призывающие к восстанию; согласно перонистским сообщениям, над городом летали только два тяжелых самолета, но согласно свидетельствам очевидцев, их было тридцать или сорок. В Кампо де Майо генерал Менендес перекрыл ворота, ведущие к офицерской школе, в которой в то же утро в присутствии Перона должен был быть преподнесен флаг. Согласно сообщениям в перонистских газетах, стремившихся всеми силами преуменьшить значение этого выступления, Менендес захватил офицеров, прибывших на церемонию, но двое караульных вскочили на лошадей и успели предупредить своих командиров, которые вскоре и появились на сцене с подкреплением; противники обменялись несколькими выстрелами, и один из перонистских сержантов умер со словами: «Viva Peron!» Согласно другим сообщениям, армейские офицеры заметили необычное оживление на воздушной базе Эль-Паломар, прилегающей к Кампо де Майо, и поспешили в город, чтобы предупредить Перона. В докладе же радикалов, который появился в подпольной газете «Сьюдадано», утверждалось, что в ГКТ к тому времени уже были организованы ударные группы и именно их немедленная реакция на речь Эспехо способствовала провалу восстания. В «Сьюдадано» приводились копии контрактов, заключенных в том году с одной аргентинской фирмой на поставку пяти тысяч автоматов и двух тысяч карабинов Фонду Эвы Перон; это оружие, согласно комментарию редактора, предназначалось для тех самых ударных групп, которые столь наглядно доказали свою эффективность еще в сентябре.

Менендес и его соратники пытались связаться со своими сообщниками в Эль-Паломар, но похоже, по дороге в Буэнос-Айрес их схватили; их провал, судя по всему, был обусловлен их собственной нерешительностью, недостатком организации, вероятно, взаимным недоверием, и, несомненно, в их рядах имелись шпионы и предатели, – в той же мере, в какой он явился следствием решительных действий со стороны Перона. Они не сделали даже попытки добиться поддержки гражданского населения. Продолжалась старая песня: каждый за себя, и энтузиазм некоторых бунтовщиков был сильно поостужен отречением и болезнью Эвы.

К двум часам пополудни армейские реактивные самолеты скользнули над крышами домов, демонстрируя свою верность режиму и силу, и «люди без пиджаков» снова стали стекаться к Пласа де Майо, чтобы поддержать речь своего «лидера» криками: «На виселицу! На виселицу предателей!»

В суматохе об Эве не вспоминали – до тех пор, пока все не закончилось. В тот день ей сделали очередное переливание крови, и она была слишком слаба. Услышав о том, что на площади собрались толпы, она хотела подняться и говорить с ними – она не могла вынести, чтобы ее так внезапно и бесповоротно отстранили от дел; и когда оказалось, что отправиться на площадь она не может, она настояла на том, чтобы, не вставая с постели, произнести речь в эфире. Слабым и дрожащим голосом она молила народ следовать за Пероном так, как они сделали это сегодня, до самой их смерти, потому что Перон достоин этого, потому что он добился этой победы, потому что они должны доказать свою любовь к нему, предав позору его врагов, которые являются врагами родины и всего народа.

«Всех вас я обнимаю от всего сердца, – завершила она свою речь. – Для меня в мире нет ничего, кроме любви Перона и моего народа».

Насколько безрезультатной оказалась попытка восстания, видно из того, что Перон использовал ее как оправдание для последующих арестов своих противников и для того, чтобы подхлестнуть патриотические чувства накануне выборов с помощью вечных пугал – американского империализма и мистера Спруилла Брадена, невзирая на то, что Менендес был известен как ярый националист и антиамериканец. Многие из восставших бежали в Уругвай на присвоенных самолетах. Согласно официальным сведениям, было проведено около двухсот арестов, согласно неофициальным источникам, около двух тысяч человек отправились в концентрационные лагеря на юге страны. Среди арестованных был и генерал Менендес, и генерал Роусон – оба получили отставку, оба прошли все перипетии расследования, касавшегося их подрывной деятельности. Расследование это, похоже, опровергло предположение, что Перон позволил заговору созреть и использовал его для своих собственных целей. Генерал Роусон был тот самый опрометчивый и храбрый генерал, который на два дня занял место президента Кастильо и позже оказался в тюрьме за попытку поднять восстание против Фаррела и Перона; с него сняли обвинение в заговоре, но, видимо, продолжали держать под арестом. Согласно официальным донесениям, арестованные офицеры получили отечески мягкий приговор, генерал Менендес был приговорен к пятнадцати годам тюрьмы, а остальные получили срок от трех до шести лет. Конгресс утвердил закон, который давал Перону право продвигать по служебной лестнице, понижать в должности или увольнять всякого офицера, право, которое он тут же и использовал, чтобы провести во всех подразделениях значительные перестановки.