Эви хочет быть нормальной - [19]

– Ну что, Эви, как прошел прием у Сары?

– Прекрасно, – по своему обыкновению, ответила я. – Очень… м-м-м… – Я посмотрела на Роуз, состроившую мне рожицу, и расхохоталась. – Очень психотерапевтично!

Услышав это, Роуз тоже рассмеялась.

Мама поджала губы и исчезла в кухне.

– Ну что ж, славно. Пойду почитаю новости, пока ужин готовится, – сказал папа, ласково погладил меня по плечу и удалился в свой кабинет. Я плюхнулась на диван рядом с Роуз.

– Она это так не оставит, – сказала я и покосилась на экран, где по-прежнему танцевали полуобнаженные девушки – тощие, как воблы.

Я тут же пожалела, что за обедом полакомилась шоколадкой «Марс». Дурацкие клипы!

– Да, знаю. Так как все прошло?

– Мне запрещают это с тобой обсуждать. Слишком уж ты впечатлительная, – сказала я и ударила сестру по голове подушкой, взъерошив ей волосы.

Роуз ойкнула и дала мне сдачи:

– Тревожное расстройство – это вам не хламидиоз!

– Мадам, вы еще слишком юны, чтобы знать о хламидиозе!

– Мне уже двенадцать. И у меня есть интернет. А еще мальчишки в школе без конца дразнят друг друга хламидиозниками.

– Страшновато мне за ваше поколение.

– Да люди испокон веков переживают за молодежь.

– Какая же ты мудрая, малышка! Пожалуй, даже слишком.

И это была чистая правда. Я никогда особо не верила в мудрость младших сестричек – мне казалось, что это просто такой сюжетный штамп из инди-фильмов. А потом Роуз выросла, и мудрость хлынула из нее так же обильно, как текут сопли из носа в холодное время года.

– Пойду помирюсь с мамой, – сказала я, поднялась и потянулась.

– Ты ведь не сделала ничего плохого!

– Ох, Роуз, святая ты простота. В жизни все не так просто. Далеко не так просто. Да и потом, ты же сама знаешь, как она переживает.

Стоило мне пересечь порог кухни, как в нос ударил запах слегка подгоревших спагетти болоньезе.

– М-м-м, как аппетитно пахнет!

Мама энергично помешивала что-то в сковородке и даже не обернулась на мой голос.

– Эви, вскипяти, пожалуйста, воду для пасты! Господи, какой же густой у меня вышел соус! Как это исправить?

Я кинулась к чайнику:

– Добавь воды и не снимай крышку.

Мама последовала моему совету, но все равно продолжила звенеть и громыхать сковородкой. Внутри у меня все сжалось. Мамины кулинарные подвиги всегда сильно меня нервировали. Она страшно переживала из-за каждого блюда, точно всем им предстояло оказаться на рождественском столе. Куда проще было бы разогреть покупные рыбные палочки.

– Рановато папа сегодня вернулся, – заметила я.

– Ну… да… – пробормотала она, сняла крышку и уставилась на соус с нескрываемым ужасом. – Так как прошел прием?

– Да нормально. Как обычно, – ответила я и включила чайник.

– А что Сара задала на дом? Не хочешь рассказать?

Я пожала плечами, хотя понимала, что мама все равно на меня не смотрит.

– Да как всегда. Не поехать кукушкой.

Она резко повернулась. Капля соуса подлетела вверх и запачкала фартук. Я не стала ей на это указывать.

– Не говори так, когда Роуз рядом!

– Что?! Да она телевизор смотрит. И потом, ей прекрасно известно, что происходит.

– Да, но все равно… Она же еще очень маленькая, Эви. Может, лучше… избавить ее от лишних подробностей, а?

– ОКР – не хламидиоз, – заметила я, цитируя Роуз. – Им нельзя заразиться!

По правде сказать, некоторые ученые полагают, что возникновение ОКР может быть связано с наследственностью. Они подробно расспрашивали меня о маме, когда я проходила курс психотерапии в больнице…

Мама с грохотом опустила сковородку на плиту, снова забрызгавшись соусом.

– Эви, ну что за мерзости?! Я ведь имею в виду, что совсем не обязательно посвящать ее во все подробности!

Я сделала глубокий вдох, понимая, что лучше не спорить. Иначе мама начнет плакать или обвинять себя во всех наших бедах, а то и попытается искупить свою вину, не отходя от меня ни на шаг, точно тюремщик, и следя за тем, чтобы я тщательно выполнила задание Сары.

– Нужна еще помощь с ужином? – примирительно спросила я.

Мама откинула прядь со лба. Я изо всех сил старалась не думать о том, что волосы могут попасть в соус. Но тщетно.

– А ты вообще хочешь мне помочь?

– Да, конечно. Потому и спрашиваю, – ответила я и снова набрала побольше воздуха в легкие.

– Ладно, тогда накрой на стол.

Я сосредоточенно достала все нужные приборы и выдохнула только тогда, когда оказалась в столовой. Да уж, с мамой у нас было не все гладко. Знаю, этим в наше время никого не удивишь. С таким же успехом можно было бы признаться в том, что я «почти каждый день хожу по-большому» или что «иногда мне ужасно скучно», но суть от этого не меняется. Конечно, я ее люблю. В этом нет никаких сомнений! Она прекрасный человек. Я бы даже сказала, что она прекрасная мать, но, когда дело касается «душевных расстройств», она… как бы это сказать… становится просто невыносима.

Впрочем, как и папа, но гораздо хуже. Нет, конечно, я понимаю, что мое внезапное безумие очень их ранило. Но теперь они так… так сильно меня боятся, что я чувствую себя эдаким научным проектом, которым они занимаются на пару, – проектом под названием «Мы этого больше не допустим». На одной из сессий семейной психотерапии в больнице врач велел им вести себя со мной «построже» ради «моего же блага». А все потому, что мы, «ОКРшники», порой ведем себя как настоящие манипуляторы: заставляем всех кругом волноваться за нас, убеждаем близких, что наши страхи вовсе не безосновательны, делаемся для окружающих эдакими кукловодами, провоцируя в них чувство вины и заставляя их действовать по нашей указке, чтобы мы, чего доброго, не распсиховались и день не пошел под откос. Маме с папой велели «не потворствовать» моим тревогам. И, честно говоря, я очень жалею, что они принялись выполнять эту рекомендацию с таким усердием. Знаю, звучит глупо, но меня не оставляет чувство, что они просто надо мной издеваются. Что они настроены против меня. И то, что мама так печется о Роуз и боится, что я испорчу единственного «нормального» отпрыска, оставшегося в нашей семье, только усугубляет ситуацию.