Евгения, или Тайны французского двора. Том 2 - [55]

— Вы слишком снисходительны, господин, — заметила сконфуженная хозяйка.

— Я вижу по твоим глазам, что ты исполнишь мою просьбу и что ты хорошо меня понимаешь. Будь осторожна и исполни свой долг. За наградой дело не станет. Отправься рано утром в лагерь. Вот возьми эту сумму.

— Благодарю, господин; вы, кажется, наш тайный союзник, — ответила русская, взяв туго набитый кошелек.

— Можешь и так думать, Марфа Марковна. Каждый из нас должен исполнять свой долг и участвовать в истреблении врагов. На твою долю выпало важное поручение — уничтожить двух опасных полководцев. Я посмотрю, честно ли ты поступаешь относительно своего отечества.

— Войдет живым, выйдет мертвым, — шептала русская. — О, Марфа умеет душить, она сильна! Марфа может натравить собаку на врага, и Брудша разорвет его на куски. Я дам Брудше яду, чтобы тот передал его врагу.

— Именно так, — сказал одобрительно Эндемо, которому понравилась жаждущая крови женщина, — именно так, Марфа, ты мне все больше и больше нравишься, однако будь осторожна; хотя я и недалеко от тебя, чтобы снять с тебя всякое обвинение, но все-таки бойся измены. Действуй скорей. В твои руки попадут мужчины, которых ты легко победишь своими прелестями! Прощай.

— Тысячу раз благодарю вас, господин.

— Действуй так, как я тебе приказал, да будет с тобой архангел Михаил.

Марфа сложила руки на груди.

— Прощайте, знатный господин, — сказала она, провожая Эндемо.

— На этот раз они не уйдут из моих рук, — шептал мнимый герцог, — камышинская женщина мне нравится. Радуйся, Бачиоки! Лей слезы, Долорес, ты в моих руках, и я заставлю тебя совсем принадлежать мне! Олимпио живуч, но в этой хижине ему придется покончить с жизнью.

Эндемо вернулся в лагерь до рассвета.

Хуан, которого Канробер взял в свою палатку, быстро выздоравливал; Олимпио и маркиза перенесли в их палатку. Рана Хуана была не смертельна, но потеря крови сильно ослабила его; благодаря стараниям врачей и внимательному уходу силы его начали мало-помалу восстанавливаться.

Гораздо хуже обстояли дела с Олимпио. Правда, удалось наконец победить смертельную опасность; но состояние его здоровья внушало серьезные опасения. Близость смерти развила в нем раздражительность, зачастую он терял сознание, рассудок и память.

Маркиз на другой же день настолько поправился, что мог уже сообщить генералу Пелисье, пришедшему в его палатку, о результатах опасной экспедиции.

Найти слабую часть укреплений, усиленных гениальным Тотлебеном, было так выгодно для союзников, что даже сам Пелисье принимал живое участие в обоих смельчаках и усердно хлопотал об их выздоровлении.

Тесный лагерь и нездоровые испарения долины, увеличившиеся от ливней, были, по словам медиков, очень вредны для больных; поэтому необходимо было для их совершенного выздоровления оставить лагерь.

Пелисье уже велел осторожно перенести их на один из французских кораблей, стоявших в Камышовой бухте, чтобы они могли дышать чистым морским воздухом, как в это время, по предложению одного офицера, привели в лагерь одну из жительниц Камыша, говорившую, что она истинно предана союзникам, и предлагавшую разместить обоих больных в своем домике, обвитом виноградом и прекрасно расположенном.

Это случилось так кстати, что Пелисье, разузнав о местоположении домика, немедленно позволил больным воспользоваться этим благоприятным случаем. Поэтому Олимпио и маркиз переехали в домик Марфы Марковны, у которого был поставлен часовой.

Никто не подозревал, что в этом доме кроется измена; даже оба друга не думали о ней, так как ласка и радушие, с которыми их встретила прекрасная Марфа Марковна, не давали места сомнению.

Маркиз уже мог оставлять иногда постель и гулять в маленьком садике, окружавшем хижину; напротив, Олимпио еще так страдал от дурных последствий страшной ночи, что должен был оставаться в постели, которая, как и постель Клода, стояла в комнате с образами по стенам.

Марфа ежедневно навещала больных и при этом оказывала особенное предпочтение Олимпио, так что маркизу невольно пришла мысль, не полюбила ли русская его больного друга, что нередко случается с такими страстными женщинами, какова была Марфа.

Клод начал следить за ней и заметил, что она заботилась об Олимпио больше, чем следовало, ощупывала его, чтобы убедиться, нет ли у него лихорадки, и смотрела на него страстными и обольстительными глазами.

Однажды, заглянув через окно в комнату, он заметил, что Марфа, будучи уверена, что маркиз ее не видит, стояла на коленях перед Олимпио, соблазняя его своей красотой, — обстоятельство, которое могло иметь опасные последствия для его болезненно возбужденного друга.

Большие, блестящие глаза Олимпио были устремлены на прекрасные, обольстительно обнаженные формы предательницы, и маркиз, не зная настоящего плана Марфы, принял ее за страстную натуру, полюбившую Олимпио, и потому хотел помешать их сближению. Поэтому Клод часто проводил ночи у постели своего больного друга, который сильно бредил и мучился страшными видениями.

Хотя доктора, почти ежедневно приезжавшие в Камыш к Олимпио, уверяли, что он перенесет последствия роковой ночи, однако же маркиз не был спокоен.