Мокард обещал графине выполнить ее просьбу и поспешно удалился.
Оставшись в зале одна, Евгения открыла красивый, дорогой футляр. У нее вырвался сдавленный крик изумления… На мягком бархате она увидела бриллиантовый крест, точь-в-точь такой, какой она отдала дону Олимпио, как напоминание о том роковом часе, когда он осушал ее слезы, покрывая поцелуями щеки и прекрасную шею. Это напоминало ей сказанные в тот момент слова, почти забытые ею.
Удивительный случай! Почему же Евгения так долго и в забытьи смотрела на бриллиантовый крест? Может, она предчувствовала, что он будет иметь глубокое значение в ее дальнейшей жизни? Но это был, тем не менее, драгоценный подарок, и она поспешила к графине, чтобы показать его ей.
— Ах, дорогая моя Евгения, — сказала госпожа Монтихо с ласковой улыбкой, — какая нежная внимательность, точно как будто знали, что ты давно потеряла такой крест и постарались доставить тебе утешение. Я надеюсь, что нас в скором времени ожидает еще большая радость, потому что я, кажется, заметила… — Графиня остановилась, таинственно улыбаясь.
— Я слушаю вас с напряженным вниманием, — вскричала молодая графиня.
— …что император чувствует к тебе больше, чем простое влечение, я думаю, он по-настоящему тебя любит. О, какое счастье, если тебе выпадет на долю разделить с ним трон!..
— Я надеюсь отпраздновать этот триумф, — ответила графиня с холодной гордостью. — Сестра моя отдала руку герцогу, а мне назначена корона, императорская корона. И я уверена, что в этот вечер все решится.
— Как? Ты думаешь, что его императорское величество осчастливит нас сегодня вечером?..
— Предчувствие подсказывает мне это.
Спустя несколько часов слуга доложил графине о том, что приехал император Наполеон.
— О дорогое, счастливое мое дитя, — вскрикнула госпожа Монтихо, обнимая дочь, холодно и гордо улыбающуюся…
