Everything I am - [25]

Я знаю, что несправедлив. Но разве по большому счету не прав?

Флитвик тем временем выводит в воздухе четыре прямые линии, располагающиеся друг под другом, так, чтобы получилась сводная таблица. Затем пишет заглавные буквы факультетов: «Х», «С», «Р», «Г». Изящный взмах палочки — и буквы распределяются по строкам, преобразовываясь в полные названия наших факультетов. Располагаются они по убывающей, и я с содроганием жду, что в нижней строке увижу «Гриффиндор».

Хаффлпаф?

Я не верю своим глазам и, чувствуя, что сердце бьется какими-то неровными толчками, перевожу взгляд выше.

Рэйвенкло.

Гриффиндор по-прежнему на втором месте. И у нас даже на десять очков больше, чем было вчера!

Это невозможно. Кто угодно — но я-то знаю, что это невозможно. Если из двухсот двадцати, которые были на счету вчера вечером, вычесть пятьдесят, будет никак не двести тридцать.

Он что — не снял с меня баллы?

Я поворачиваю голову и вижу, как подергивается щека у сидящего через два стола Малфоя. Я отворачиваюсь, пока он не обернулся. На лице Малфоя написано то же изумление, что и у меня. Но я не настроен поделиться с ним открытием, что мы реагируем одинаково. Я возвращаю на лицо радостно-озабоченное выражение, хлопаю Рона по плечу и говорю как можно громче:

— Ну, шансы на кубок у нас есть, верно?

— Мечтай, Поттер, — тут же раздается слева, и я неспешно оборачиваюсь:

— Спасибо, что разрешил, Малфой. Как запястье, не болит после вчерашнего?

— Мерзавец, — задыхается он, покрываясь красными пятнами и порываясь вскочить. Крэбб дергает его за мантию, и он остается на месте, обронив почти в полный голос: — Смотри, Поттер, попадешься…

— А я тебе руку доломаю, — отзываюсь я немедленно.

Мне почти весело.

Как ни странно, вчерашнее происшествие сошло мне с рук. Только непонятно, каким образом. Когда баллы снимает преподаватель, звука его голоса достаточно для того, чтобы количество камней в часах факультета уменьшилось. Это закон.

Снейп не мог вернуть баллы. Он никогда и не начисляет их Гриффиндору, так что говорить о подобной чепухе. Остается предположить, что с утра это сделал кто-то из преподавателей.

Кто?

Когда?

Почему не на одном из уроков?

В полном смятении я смотрю в пространство перед собой и до конца урока умудряюсь верно ответить на вопрос Флитвика про поведение хвостороги во время высиживания яиц.

Магический заряд, которым природа наделяет самку, слаб и почти весь расходуется во время, которое она проводит на кладке. Но без этого детеныши рождались бы на свет недоразвитыми, со слабо выраженным иммунитетом. И лишь после того, как дети встанут на крыло, появляется дракон-отец. Влияние его магических биотоков определяет развитие потомства, способствует пробуждению собственных внутренних источников магии молодых животных.

Все это я рассказываю подробно и без усилий, потому что много читал о хвосторогах на четвертом курсе, когда мне предстояло бороться с одной из них. Флитвик выглядит впечатленным, и даже Гермиона, после того как я сажусь на место, шепчет радостно:

— Молодец, Гарри!

— Десять баллов Гриффиндору, мистер Поттер, — подытоживает чаровед занятие.

Я пожимаю руку довольному Рону — еще бы, мы сегодня заработали на пару 15 баллов! Рэйвенкловцы получили 10, а Слизерин и Хаффлпаф не могут похвастать ни одним.

Но даже это приятное происшествие не может отвлечь меня от раздумий, что же произошло со снятыми баллами. Впрочем, есть надежда прояснить этот момент, потому что следующие две пары по расписанию — сдвоенное Зельеварение.

* * *

Мы спускаемся в подземелья после обеда, сытые и в общем довольные жизнью. Только Гермиона выглядит озабоченной. Я трогаю ее за рукав:

— Что-то случилось?

Она кивает, поджав губы:

— Малфой уж очень зол, Гарри. Что вы там кричали друг другу о том, как руки будете ломать?

Я фыркаю. Теперь уже можно фыркнуть, а не оправдываться, как я опасался полчаса назад.

— Да так… обычные неурядицы с бесценным Драко. Ты же знаешь, как мы друг друга любим.

Но Гермиона не принимает шутку:

— Гарри, мне его лицо что-то совсем не нравится. Особенно учитывая, что ты каждый вечер спускаешься сюда и возвращаешься один. А если они тебя подкараулят?

Я удерживаюсь от искушения рассказать, что именно так вчера вечер и завершился. Незачем. Вместо этого я легко глажу ее по плечу:

— Ну что ты, Гермиона. Не стоит волноваться. Что такое, собственно, Драко Малфой? Самодовольный выскочка. Не надо переживать по пустякам. Я не боюсь.

— А если мы с Роном будем тебя встречать? — предлагает она несмело.

Это уже слишком. Я останавливаюсь на очередной ступеньке полутемной лестницы и с нажимом произношу:

— Нет. Этого вы делать не будете. Иначе мы поссоримся. — И видя, что Гермиона готовится возразить, добавляю решительно: — Просто потому что. И все.

Она секунду смотрит на меня, потом кивает.

— Пообещай мне, что вы не станете делать этого, — требовательно говорю я.

— Ладно, — со вздохом соглашается она, и я успокаиваюсь. Слову Гермионы можно верить.

Мы доходим до класса, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Чуть-чуть, краем губ, и все же улыбаюсь. За последние трое суток я был здесь чаще студента любого другого факультета, исключая самих слизеринцев.