Эвермор. Время истины - [31]

– Последнюю пару лет мы с Элиасом собирали рассказы об Алхимике и Колдунье.

На лице Лиама играет улыбка. Это странно: столько радости в его обычно угрюмом взгляде, который сопровождает его, сколько я себя помню. Глядя на это, я тоже не могу сдержать улыбку.

– Я думала, что ты не готов прийти сюда.

– Ну… победа над Колдуньей – загадка, не так ли? Загадки можно разгадать. – Он вздыхает, берет стопку бумаги с полки и садится передо мной, отодвигая тарелки в сторону, прежде чем аккуратно положить каждую страничку. Некоторые – такие же древние, как журнал, другие – новее. На одном нацарапан грубый рисунок незнакомого девичьего лица.

Я просматриваю разложенные бумаги, но вижу лишь рисунки и обрывки историй о Лисе и Змее. Начинаю нервничать, и радость, возникшая от наблюдений за работающим Лиамом, улетучивается.

– Что мне нужно тут увидеть?

Лиам указывает на текст, его палец скачет со страницы на страницу.

– Эти я изучил от корки до корки, сначала просто ради тайны Алхимика, – он краснеет и продолжает, – но потом заметил некую закономерность. В оставленных, по моему мнению, Алхимиком письменных свидетельствах здесь, здесь и здесь были найдены повторяющиеся алхимические символы яда и смерти. – Его рассказ звучит гораздо оживленнее, чем подобало бы разговорам на тему смерти. – Из того, что мы поняли, следует, что у них было по меньшей мере семь жизней. Мы предположили, что эту информацию ты – Алхимик – пыталась передать дальше.

– Или запомнить, – отвечаю я и чувствую, будто где-то шевелится воспоминание.

Лиам хмурится, но продолжает:

– Символы все появляются в историях о смерти Лисы.

Странное чувство – что это, зависть? – терзает меня вместе с нарастающей уверенностью.

– Не припомню, чтобы сочиняла истории о смерти Лисы, но это может означать лишь то, что я права. Я думала о смерти Лисы, о смерти Колдуньи.

Лиам отклоняется назад, стоя на коленях.

– Эта история рассказывает о когте собаки, пронзающем шкуру Лисы. Эта – о зубе, который забирает ее жизнь в один укус. А это не так интересно, если не знать, что в древнем семперском одно и то же слово использовалось для обозначения зуба и когтя, что означает: возможно, они говорят об одной и той же вещи. Истории просто по-разному переведены учеными, которые над ними работали.

Он терпеливо смотрит на меня, но я по-прежнему молчу, находясь под впечатлением от потока информации. Чувствую, как внутри меня возникает и растет горькое чувство: пока мы с папой жили своей жизнью, Лиам сидел здесь, пытаясь раскрыть тайны, мою и Колдуньи, которая охотилась за мной по Семпере. Мне грустно, оттого что он знает об Алхимике больше, чем я.

– Есть еще кое-что, – неуверенно добавляет он.

– Отлично, – бормочу я.

Лиам уже направляется к стене и аккуратно отодвигает гобелен. Под ним стена из гладкого камня, на которой вырезан древний глиф, странный, но какой-то знакомый: грубая форма круга с выходящими из него линиями и узорами. Символ кажется известным. Я подхожу ближе и вижу, что глиф состоит не из одной, а из нескольких переплетенных форм, создающих невозможный лабиринт поворотов, закорючек и острых углов. Простые круги и квадраты превращаются в разорванные линии, оканчивающиеся символами, которые относятся к древнему семперскому. Почти прижавшись носом к глифу, замечаю, что тонкие линии, вообще-то, вырезаны в камне. Инструмент должен был быть невероятно маленьким и острым. Внутри каждого желобка находится тонкий слой золотого порошка, отчего глиф мягко мерцает в свете, льющемся из окна.

Я не могу унять дрожь.

– Это кажется знакомым, – бросаю я Лиаму через плечо, и он раскрывает рот от удивления. – Не конкретно такой, но похожий символ был вырезан над дверью в лавке ведуньи Каллы из Крофтона. Не такой сложный и красивый.

Глиф удивительный, словно не из этого мира, искусный и замысловатый, как ничто из виденного мной ранее. Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить лавку Каллы во всех подробностях из времен, когда папа еще не запретил мне навещать ее. Я всегда считала, что он просто старался держать меня в строгости, опасаясь, чтобы я не спустила свое кровавое железо на колдовские безделушки. Но теперь мне понятно: он не хотел, чтобы я узнала свой секрет. Мне нравилось слушать истории ведуньи, хотя я не понимала, какая тайна в них сокрыта.

– Калла сказала, что он должен отгонять… – Дух Алхимика, вспоминаю я, замолкая. – Но однажды я вернулась, а его не было.

– Моя мать приказала проводить постоянные проверки во всех городах наших земель, чтобы убрать все старые алхимические символы, в основном когда пыталась получить милость Королевы. – Лиам машет на разрушенную стену за нами: форт Вора лежит в руинах, продуваемый всеми ветрами.

– Так они… – Я всматриваюсь в глиф, пытаясь рассмотреть одну форму среди многих. Голова кружится. – Что означают эти символы?

Поднимаю руку, чтобы коснуться стены, потом останавливаюсь, замерев от страха. Через мгновение Лиам присоединяется ко мне, встав у стены и водя пальцами по линиям с уверенностью старого знакомого.

– Это некий древний язык, используемый старыми учеными и алхимиками. Многие из этих символов старше древнего семперского, и никто не знает, откуда они взялись. – Он указывает на одну простую изогнутую линию. – Этот означает воду. – Он делает паузу, проводя пальцем по узору с маленьким кругом внутри. – Тот похож на собачью голову. Но вот этот – само время. Алхимики – ты и твои последователи – передавали свою историю всеми возможными способами, хотя Королева – или, может, Каро – уничтожала записи повсеместно. Они передавали ее в рисунках, легендах, историях. Им нужно было защитить свои знания от Колдуньи. Так что ничего никогда не давалось легко.